Хорошо ли тебе девица порно

– Ой! Уже? – открыла ларек женщина лет этак сорок пяти. Василий сначала даже оторопел – туда ли он попал? Не ошибся ли? Но нет. Здесь. Вот и деньги. И тетрадка по форме заполненная. – Пересчитывать будешь? – протянула деньги женщина и призывно взглянула на Василия. – Положено пересчитывать, –... Атаманша в ловушке Группа парней постоянно собирались в разрушенном здании на тусовки, занятия паркуром и т. д. в нашей компании были только парни, в среднем около 15 парней (+-) и припёрлась к нам 19 летняя девица и заявила что теперь она будет нашим атаманом, а кто ... Печальный случай с Екатериной Катя?!! - крикнула её мама. Мы с папой уезжаем, не скучайте с братом.- Хорошо мамочка отозвалась девушка в своей спальне, перелистывая порно журнал.Её брат Тимофей как раз в это время находился, где-то внизу, он слышал, как машина родителей отъезжает от дома. Они уехали на ужин к друзьям, и скорее... Как сказка стала былью (Нарвавшаяся грязнуля) Вторая вариация на тему „Мойдодыра“.В детстве я особенно любила сказку „Мойдодыр“, часами разглядывала картинки, как за мальчиком-грязнулей гоняются щётки, мочалки и всё остальное. И мультик тоже мне нравился. Вообще я чувствовала какое-то непонятное возбуждение от этой ситуации и часто... Отряд атаманши Маришы - часть 18 — Ну что коза попалась? А это тебе за моего сына, за то что ты наручники на него надела змея.....— заорала Марина и влепила Свете с двух рук, две хлесткие пощёчины по лицу. Да сильно так, что голова у молодой женщины дернулась а из её красивых глаз выкатились слезинки. Но Света не издала не звука...

Время чтения: 9 мин.Сказка Морозко (Толстой)Живало-бывало, – жил дед да с другой женой. У деда была дочка и у бабы была дочка. Все знают, как за мачехой жить: перевернешься – бита и недовернешься – бита. А родная дочь что ни сделает – за все гладят по головке: умница.Падчерица и скотину поила-кормила, дрова и воду в избу носила, печь топила, избу мела еще до свету… Ничем старухе не угодить – все не так, все худо.Ветер хоть пошумит, да затихнет, а старая баба расходится – не скоро уймется. Вот мачеха и придумала падчерицу со свету сжить.– Вези, вези ее, старик, – говорит мужу, – куда хочешь, чтобы мои глаза ее не видали! Вези ее в лес, на трескучий мороз.Старик затужил, заплакал, однако делать нечего, бабы не переспоришь. Запряг лошадь: – Садись, милая дочь, в сани. Повез бездомную в лес, свалил в сугроб под большую ель и уехал.Девушка сидит под елью, дрожит, озноб ее пробирает. Вдруг слышит – невдалеке Морозко по елкам потрескивает, с елки на елку поскакивает, пощелкивает. Очутился на той ели, под которой девица сидит, и сверху ее спрашивает:– Тепло ли тебе, девица?– Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.Морозко стал ниже спускаться, сильнее потрескивает, пощелкивает:– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?Она чуть дух переводит:– Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.Морозко еще ниже спустился, пуще затрещал, сильнее защелкал:– Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? Тепло ли тебе, лапушка?Девица окостеневать стала, чуть-чуть языком шевелит:– Ой, тепло, голубчик Морозушко!Тут Морозко сжалился над девицей, окутал ее теплыми шубами, отогрел пуховыми одеялами.А мачеха по ней уж поминки справляет, печет блины и кричит мужу: – Ступай, старый хрыч, вези свою дочь хоронить!Поехал старик в лес, доезжает до того места, – под большою елью сидит его дочь, веселая, румяная, в собольей шубе, вся в золоте, в серебре, и около – короб с богатыми подарками.Старик обрадовался, положил все добро в сани, посадил дочь, повез домой. А дома старуха печет блины, а собачка под столом:– Тяф, тяф! Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину замуж не берут.Старуха бросит ей блин:– Не так тявкаешь! Говори: «Старухину дочь замуж берут, а стариковой дочери косточки везут…»Собака съест блин и опять:– Тяф, тяф! Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину замуж не берут.Старуха блины ей кидала и била ее, а собачка – все свое…Вдруг заскрипели ворота, отворилась дверь, в избу идет падчерица – в злате-серебре, так и сияет. А за ней несут короб высокий, тяжелый.Старуха глянула и руки врозь…– Запрягай,

К тридцати двум годам Эрик окончательно понял, что женщины в его жизни — самое главное. Он, можно сказать, не в силах был пропустить ни одной юбки. Готов был в любое время дня и ночи пуститься во все тяжкие с какой-то самозабвенной, иногда даже его самого пугающей страстью. В кругу знакомых о его потенции ходили легенды. Он мог заниматься любовью везде, всегда, с кем угодно. Шутники утверждали, что у Эрика стоит даже во сне. И в общем, Эрик вполне оправдывал свою репутацию: он использовал малейшую, наиничтожнейшую возможность трахнуть кого-нибудь. А возможности эти, надо сказать, открывались в довольно-таки неожиданных, не слишком-то подходящих для этого местах.

Ехал он раз в битком набитом автобусе и помимо своей воли оказался плотно прижатым к некой девице. Дело было в конце весны и одета она была в легкий элегантный плащ. От девицы исходил приятный парфюмерный дух, а Эрика так притиснуло, что он буквально пошевелиться не мог. Он-то не мог, а вот его «дружок» начал оживать и подрагивать, явно готовясь принять «боевую стойку». К немалому удивлению Эрика, девица вдруг посмотрела на него повлажневшими глазами. О, Эрик знал этот взгляд! Этот многообещающий, откровенный призыв!

С трудом высвободив одну руку, он осторожно прижал ее к бедру девицы. Та чуть прикрыла глаза, явно давая понять, что ничего не имеет против. Поощренный Эрик начал действовать настойчивее: его пальцы нащупали пуговку плаща как раз на уровне лобка девицы и расстегнули ее.

Дальнейшее происходило как во сне. Рука Эрика, скользнувшая под плащ, наткнулась не на трусики, а на нежный, чуть вздыбившийся пушок. Девица, несмотря на жуткую давку, умудрилась немного раздвинуть ноги и Эрику удалось нащупать упругую возбужденную горошинку. Постепенно до него дошло, что кроме плаща на девице ничего и нет! Это необыкновенно возбудило его. Сознание того, что он столь откровенно «мацает» совершенно незнакомую девицу в переполненном автобусе придавало происходящему событию ни с чем не сравнимую пикантность. Девица, между тем, начала дышать все чаще, все прерывистее... Она явно была готова на все! У Эрика тотчас мелькнула сумасшедшая мысль: а не трахнуть ли ее прямо тут, в автобусе?

Почти не веря в то, что это возможно, он, тем не менее, начал действовать: незаметно расстегнул ширинку, приспустил плавки и высвободил из них своего напряженного до предела «дружка».

Девица, поняв его намерения, еще шире расставила ноги. Эрик чуть присел и, благодаря своему большому и разнообразному опыту, сумел-таки вонзить. При этом девица тихо ахнула, чем привлекла внимание ближайших пассажиров. Эрик еще плотней прижался к ней, чтобы никто не мог понять, что же на самом деле происходит. Раковина девицы оказалась тесной и жаркой. Эрик тоже с трудом сдерживал себя, он был готов кончить прямо сейчас, но он понимал, что редкостное удовольствие стоит продлить. Еще немного присев, он вдвинул свой инструмент поглубже. Девица зажмурила глаза и прикусила нижнюю губу, явно с трудом сдерживая сладострастный стон.

— Еще! Еще! Еще! — зашептала она, уткнувшись своим тепленьким носиком в ухо к Эрику.

Эрик тоже с трудом сдерживал себя и поэтому не заметил, что пассажиры вообще-то начинали понимать, что рядом с ними происходит. Лица ближайших раскраснелись, глаза блуждали. Казалось, они и сами готовы вот-вот кончить! Когда Эрик и девица, задрожав, прижались друг к другу еще теснее, испытывая одномоментное облегчение, автобус несколько раз сильно тряхнуло на ухабах, что доставило обоим особенное удовольствие, потому что сделало оргазм прерывистым... Теперь они стояли вялые, обмякшие, опустошенные. За окном проносился какой-то невыразительный пейзаж. Эрик взглянул в глаза девицы и вдруг увидел, что она счастлива! Чего-чего, а этого он не ожидал. Вообще-то он только теперь по-настоящему рассмотрел свою партнершу и пришел к выводу, что она очень даже хороша. Увы, в автобусе стало чуть по-свободнее, и Эрик уже не мог так беззастенчиво прижиматься к ней.

— Тебе было хорошо? — шопотом спросил он.

— Замечателно! А тебе?

— Я готов повторить это прямо сейчас! — и Эрик действительно почувствовал, что снова начинает возбуждаться.

Девица успокоительно улыбнулась:

— Невозможно! Теперь это будет слишком заметным.

— Ну так выйдем из автобуса! Всегда можно найти местечко, где...

— ... где можно потрахаться? — закончила за него девица. — Но ведь это будет уже совершенно не то, не тот кайф, верно?

— Может быть, будет еще лучше! — запальчиво возразил Эрик.

— Может быть — хуже, может быть — лучше, но — не то! — спокойно, с чувством некоторого превосходства парировала девица.

Эрик некоторое время переваривал эту ее сентенцию и вынужден был внутренне согласиться с ней. «Интересный экземпляр! », — подумал он.

— И ты всегда все делаешь только один раз? — спросил он просто чтобы поддержать беседу.

— У меня ведь есть муж! — невпопад ответила она.

Эрик выпучил глаза: это было совершенно неожиданно, ведь в автобусе могли оказаться и знакомые мужа!

— Сегодня вечером я ему расскажу во всех подробностях, что со мной произошло в автобусе, — словно прочитав его мысли, сказала девица.

Удивление Эрика нарастало в геометрической прогрессии.

— И он будет драть меня всю ночь как бешеный, — спокойно продолжала девица. — Иногда он приглашает кого-нибудь с улицы и тогда мы занимаемся любовью втроем. Это очень возбуждает!

— А почему не кого-нибудь из знакомых? — наивно поинтересовался Эрик.

— У всех наших знакомых и друзей безупречная репутация. Они вряд ли согласятся на это. Да и поверь, видеть потом рожу того, кто тебя драл на четвереньках бывает не очень-то приятно. Другое дело, незнакомый человек! Исчезают все эти дурацкие условности, нет никакого риска потерять репутацию, разрушить семью. А вдруг мне понравится кто-нибудь больше, чем муж? Вот хоть ты, например? Твой инструмент впечатляет!

От этой похвалы у Эрика перехватило дыхание.

— Ну так давай встретимся еще раз! — умоляюще проговорил он.

— У меня очень хорошая семья. К чему испытывать судьбу?

Она прямо посмотрела на Эрика.

— Физически ты, пожалуй, получше моего супруга, но до его выдумок тебе далеко! А ведь весь кайф заключается именно в них, — таинственно улыбаясь, закончила она и начала пробираться к выходу.

Эрик последовал было за ней, но она вдруг резко обернулась и, наклонившись к самому его уху, прошептала:

— Скажу уж тебе по секрету: он стоял сейчас рядом с нами. Понял?!

Эрик отпрянул от нее, словно ужаленный. Девица, между тем выскользнула из автобуса и ошарашенный Эрик лишь проводил глазами ее легкую изящную фигурку, быстро затерявшуюся в толпе. Рядом в автобусе оставались почти одни только мужчины. На следующей остановке Эрик сошел — как говорится, береженого Бог бережет!

Перенесли все в дом. Парень уехал за рубероидом в райцентр, а девица подошла ближе и воззрилась на Ивана Егоровича. — Можно я к Вам, туда? Она показала тонкой рукой на крышу. — Лезь, если не боишься. Она бодро тряхнула светлой стриженой головой. — Не боюсь! — Ну, забирайся тогда, коли смелая! Спустился Егорович на край обрешетки, подал девице заскорузлую от трудов руку и заодно посмотрел, что у нее там трепещется, под материей, то есть. Симпатичные бананчики оказались, болтаются, стукаются друг о друга. Так и просятся в руку. Да... помог Иван Егорович забраться девице на крышу, усадил на доски рядом с собой, а сам ненароком глянул на соседний дом, как там Вера Кузьминична, не смотрит ли. Оказалось, смотрит, и внимательно, из-под руки, ну, да ладно. А девица прилегла на смолистые доски, не боясь испачкать свои красивые одежды, и выставила к небу острые коленки. — Хорошо у вас тут, и загорать можно! — Так загорай, кто ж тебе мешает. — А не заругаетесь? — Не заругаюсь, еще и похвалю. — Тогда ладно! Подержите только. Ухватил ее за тонкую талию Иван Егорович, а когда она блузку стянула, прихватил и бананы в горсти мозолистые. — Как звать-то тебя, красавица? — Ефимия. Ефимия Белогорская. Мама Фимой называет. Крепко держал за грудки Фиму, может, даже слишком, потому что задрожала она, когда спустила шорты с худых бедер. А под шортами ничего и не было, кроме робкой светлой поросли... В свое время насмотрелся Иван и на тощие девчоночьи ноги, и на сисички, и на писечки. Поначалу ребятня купалась

Разложенными на нем предметами истязания. Я положил рядом с ними свой длинный крученый хлыст и подошел к ней вплотную сзади. Провел руками по гладкой спине, полным бедрам, схватил и сжал мягкие груди, отчего она вздрогнула, откинула голову назад и застонала. – Знаешь, что тебя ждет? – поинтересовался я, подведя губы совсем близко к ее уху. – Я буду пороть тебя каждым из этих предметов. Выбирать последовательность ты можешь сама. Чем дольше ты продержишься без крика при порке первым выбранным тобой предметом, тем меньше ударов будет следующим. Число ударов оговорим прямо сейчас. Ты готова? – Давай сначала линейкой, – сказала она, немного подумав. У нее был приятный, чуть хрипловатый голос. Хитрая! Она думает, что линейкой будет меньше всего боли. Хотя не за этим ли она пришла? – Хорошо. Сколько раз? – спросил я, решив про себя, что любое названное ею число будет увеличено. – Помни только – скажешь слишкм мало – сделаю так, что тебе покажется много. – Сорок, – сказала она, почти не думая. – Значит, восемьдесят, – беспощадно констатировал я и увидел, как она судорожно задергалась. – ну уж и пошутить нельзя! Пятьдесят... Я взял линейку, покрутил ее в руках, примерился. Девица не могла меня видеть и стояла, расставив ноги и понурив голову, слегка дрожа всем телом. – Стонать можно сколько угодно, но как только разомкнешь губы – проиграла, понятно? – спросил я и провел линейкой по ее спине от затылка до копчика. Она кивнула и стиснула зубы. Я несколько раз шлепнул себя по бедру, чтобы проверить, как больно может быть от нее, и нанес ей сильный хорошо выверенный удар поперек спины. Маленькое помещение наполнил свист рассекаемого воздуха и приглушенный стон девицы. А болевой порог у нее поменьше, чем у Ларисы, мелькнула мысль. Второй удар был послабее и она перенесла его без звука. Я наносил ей размеренные удары по ягодицам, бедрам и спине, следя, чтобы они ложились каждый раз на нетронутый участок кожи. Девица инстинктивно пыталась увернуться, дергаясь в надежных путах, и меня это только раззадоривало. На двадцать шестом ударе она не выдержала и громко охнула, и тут же взмолилась, чтобы я ее простил и не засчитывал этот момент. Но я был неумолим. – Теперь у тебя есть преимущество – ты можешь не сдерживаться и кричать сколько угодно, – с этими словами я с силой нанес ей двадцать седьмой удар, метя по плечам. Девица просто взвыла от боли, я же, не давая ей опомниться, начал истязать ее быстрыми рубящими ударами, оставляющими на ее коже прелестные красные полосы. На тридцать пятом я немного сбавил темп, заставив ее сладко корчиться в ожидании следующего удара. На сороковом я заметил, что линейка треснула, и тут же не пришла в голову интересная мысль. Немедленно воплотив ее в жизнь, я нанес сорок первый удар не плашмя, а ребром, метя в красную полосу, оставленную первым ударом. Этим я перевел ее на новый уровень болевого восприятия. Девица корчилась и выла от боли, но после последнего удара ослабела и обессиленно повисла. Я зашел спереди и поцеловал ее в губы. – Что дальше? – спросил я, кивнув на столик.