Порно надежда ермакова

Нефёдов был забияка и пакостник, а Ермакова не знала, как ей жить. Она подолгу стояла голая перед зеркалом и рассматривала свою грудь. "Вот, - думала она, - у всех девочек растёт, а у меня не растёт". Действительно, грудь не росла. Ермакова брала себя большим и указательным пальцами за бледно-коричневый сосок, слегка оттягивала его и с грустью смотрела на образовывающийся плоский треугольник.

В пятницу на уроке биологии Нефёдов подсел к ней за первую парту. "Ермакова,- сказал он, - приходи сегодня вечером куда-нибудь. Придёшь?".

"Станем ли сравнивать анамнез и эпикриз?"- спросила учительница и выразительно посмотрела на Ермакову.

Ермакова вспомнила, что Гусева рассказывала, как Нефёдов "прижал" её у раздевалки. Ермакова тогда не совсем поняла, но ей стало тепло и немного тревожно.

"Нет, - сказала она, - не приду". "Тогда я буду тебе сниться"- сказал Нефёдов и положил ей руку на бедро. Ермакова плотно сжала колени, но руку не убрала.

Ночью Нефёдов подкрадывается к Ермаковой, стаскивает с неё, спящей, трусы, надевает их на свою голову, проворно взбирается по стене, подобно летучей мыши сидит на потолке, вращает глазами, шевелит пальцами ног, тревожит Ермакову, щекочет ей языком подмышки, прикасается к ягодицам, предлагает ей свои, кряхтит, попискивает, кусает ей волосы на лобке. Неприятный, беспокойный сон.

Утром в понедельник Ермакова подошла к Нефёдову, облизнулась и сказала: "Ладно, приду. Но ненадолго".

(Далее следует эротическая сцена, произошедшая между героями во время свидания. Дабы не нарушать стройности повествования, автор приводит её в виде примечаний в конце рассказа.)

Во вторник Ермакова уже не побаивалась Нефёдова. Напротив, чувствовала какое-то превосходство. Дополнительной уверенности предавала выросшая до положенного размера грудь. "Это любовь"- понимала Ермакова. Она гладила присмиревшего Нефёдова по коленям, а когда учительница отворачивалась, лизала ему шею. После всего, что произошло с ними тогда, он уже никогда не будет надевать на голову её трусы и кусать волосы на лобке. Начинается новая, по-настоящему взрослая жизнь.

* Прим. * (Наконец она почувствовала, как в руку выливается горячее и липкое. Так же было и во рту).

Нефёдов был забияка и пакостник, а Ермакова не знала, как ей жить. Она подолгу стояла голая перед зеркалом и рассматривала свою грудь. "Вот, - думала она, - у всех девочек растёт, а у меня не растёт". Действительно, грудь не росла. Ермакова брала себя большим и указательным пальцами за бледно-коричневый сосок, слегка оттягивала его и с грустью смотрела на образовывающийся плоский треугольник.

В пятницу на уроке биологии Нефёдов подсел к ней за первую парту. "Ермакова,- сказал он, - приходи сегодня вечером куда-нибудь. Придёшь?".

"Станем ли сравнивать анамнез и эпикриз?"- спросила учительница и выразительно посмотрела на Ермакову.

Ермакова вспомнила, что Гусева рассказывала, как Нефёдов "прижал" её у раздевалки. Ермакова тогда не совсем поняла, но ей стало тепло и немного тревожно.

"Нет, - сказала она, - не приду". "Тогда я буду тебе сниться"- сказал Нефёдов и положил ей руку на бедро. Ермакова плотно сжала колени, но руку не убрала.

Ночью Нефёдов подкрадывается к Ермаковой, стаскивает с неё, спящей, трусы, надевает их на свою голову, проворно взбирается по стене, подобно летучей мыши сидит на потолке, вращает глазами, шевелит пальцами ног, тревожит Ермакову, щекочет ей языком подмышки, прикасается к ягодицам, предлагает ей свои, кряхтит, попискивает, кусает ей волосы на лобке. Неприятный, беспокойный сон.

Утром в понедельник Ермакова подошла к Нефёдову, облизнулась и сказала: "Ладно, приду. Но ненадолго".

(Далее следует эротическая сцена, произошедшая между героями во время свидания. Дабы не нарушать стройности повествования, автор приводит её в виде примечаний в конце рассказа.)

Во вторник Ермакова уже не побаивалась Нефёдова. Напротив, чувствовала какое-то превосходство. Дополнительной уверенности предавала выросшая до положенного размера грудь. "Это любовь"- понимала Ермакова. Она гладила присмиревшего Нефёдова по коленям, а когда учительница отворачивалась, лизала ему шею. После всего, что произошло с ними тогда, он уже никогда не будет надевать на голову её трусы и кусать волосы на лобке. Начинается новая, по-настоящему взрослая жизнь.

* Прим. * (Наконец она почувствовала, как в руку выливается горячее и липкое. Так же было и во рту).

Нефёдов был забияка и пакостник, а Ермакова не знала, как ей жить. Она подолгу стояла голая перед зеркалом и рассматривала свою грудь. «Вот,  — думала она,  — у всех девочек растёт, а у меня не растёт». Действительно, грудь не росла. Ермакова брала себя большим и указательным пальцами за бледно-коричневый сосок, слегка оттягивала его и с грустью смотрела на образовывающийся плоский треугольник.

В пятницу на уроке биологии Нефёдов подсел к ней за первую парту. «Ермакова,  — сказал он,  — приходи сегодня вечером куда-нибудь. Придёшь? ».

«Станем ли сравнивать анамнез и эпикриз? » — спросила учительница и выразительно посмотрела на Ермакову.

Ермакова вспомнила, что Гусева рассказывала, как Нефёдов «прижал» её у раздевалки. Ермакова тогда не совсем поняла, но ей стало тепло и немного тревожно.

«Нет,  — сказала она,  — не приду». «Тогда я буду тебе сниться» — сказал Нефёдов и положил ей руку на бедро. Ермакова плотно сжала колени, но руку не убрала.

Ночью Нефёдов подкрадывается к Ермаковой, стаскивает с неё, спящей, трусы, надевает их на свою голову, проворно взбирается по стене, подобно летучей мыши сидит на потолке, вращает глазами, шевелит пальцами ног, тревожит Ермакову, щекочет ей языком подмышки, прикасается к ягодицам, предлагает ей свои, кряхтит, попискивает, кусает ей волосы на лобке. Неприятный, беспокойный сон.

Утром в понедельник Ермакова подошла к Нефёдову, облизнулась и сказала: «Ладно, приду. Но ненадолго».

(Далее следует эротическая сцена, произошедшая между героями во время свидания. Дабы не нарушать стройности повествования, автор приводит её в виде примечаний в конце рассказ)

Во вторник Ермакова уже не побаивалась Нефёдова. Напротив, чувствовала какое-то превосходство. Дополнительной уверенности предавала выросшая до положенного размера грудь. «Это любовь» — понимала Ермакова. Она гладила присмиревшего Нефёдова по коленям, а когда учительница отворачивалась, лизала ему шею. После всего, что произошло с ними тогда, он уже никогда не будет надевать на голову её трусы и кусать волосы на лобке. Начинается новая, по-настоящему взрослая жизнь.

* Прим. * (Наконец она почувствовала, как в руку выливается горячее и липкое. Так же было и во рту).