Маркс чат

Хакамада, о депутатах Государственной ДумыВ доме бедняка все орут, и все правы.Испанская пословицаДемократия - это форма правления, при которой можно говорить все, что думаешь, даже если совсем не думаешь.Источник неизвестенПравительство — паруса, народ — ветер. Государство — корабль, время — море.К. БернеРавенство и свобода — естественные и неизменные основы человеческого единения и, следовательно, необходимый и основной принцип всякого закона и всякой правильной системы правления.К. ВольнеМонархическое государство — это не родина честолюбивых и талантливых, это родина заурядных людей, которые здесь наиболее счастливы. Большим вельможам там ничего не остаётся делать, как быть глупыми и невежественными. С душой возвышенной и просвещённой ониК. ГельвецийОбщество разделяется на два больших класса: на тех, кто работает, чтобы жить, и тех, которые живут, чтобы заставлять работать других.К. РаибертиБольшая часть политиков, увы, ублюдки не от рождения, а по призванию.К. УайтхорнКто не умеет управлять, тот всегда становится узурпатором.К.БиниКто сеет привилегии, пожинает революцию.К.ТильеПравитель: Я вам приказываю, чтобы вы мне платили, а вы мне платите, чтобы я вам приказывал.Карел ЧапекНарод, порабощающий другой народ, куёт свои собственные цепи.Карл Маркс (1818-1883), немецкий философ, социолог, экономистЦель, для которой требуются неправедные средства, не есть праведная цель.Карл Маркс (1818-1883), немецкий философ, социолог, экономистМир никогда не удавалось ни исправить, ни устрашить наказанием.Карл Маркс (1818-1883), немецкий философ, социолог, экономистСовесть зависит от знаний и от всего образа жизни человека. У республиканца иная совесть, чем у монархиста, у имущего - иная, чем у неимущего, у мыслящего - иная, чем у того, кто неспособен мыслить.Карл Маркс (1818-1883), немецкий философ, социолог, экономистГлавнейшая свобода печати состоит в том, чтобы не быть промыслом.Карл Маркс (1818-1883), немецкий философ, социолог, экономистНи один человек не борется против свободы, - борется человек, самое большее, против свободы других.Карл Маркс (1818-1883), немецкий философ, социолог, экономистЕсли человек по природе своей общественное существо, то он стало быть только в обществе может развить свою истинную природу...Карл Маркс (1818-1883), немецкий философ, социолог, экономистВ процессе борьбы с истиной заблуждение само собой себя разоблачает...Карл Маркс (1818-1883), немецкий философ, социолог, экономистЖестокость характерна для законов, продиктованных трусостью, ибо трусость может быть энергична, только будучи жестокой.Карл Маркс (1818-1883), немецкий философ, социолог, экономистНаказание не должно внушать больше отвращения, чем проступок.Карл Маркс (1818-1883), немецкий философ, социолог, экономистНет ничего более ужасного, более унизительного, чем быть рабом раба.Карл Маркс (1818-1883), немецкий философ, социолог, экономистЕсли бы правительство октроировало всеобщее и прямое избирательное право, то оно заранее ограничило бы его такими оговорками, что оно уже не было бы всеобщим и прямым избирательным правом.Карл Маркс (1818-1883), немецкий философ, социолог, экономист, «Военный вопрос в Пруссии и всеобщее избирательное право - III»Право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества.Карл Маркс, К критике Готской программыСвобода состоит в том, чтобы превратить государство из органа, стоящего над обществом, в орган, этому обществу всецело подчиненный.Карл Маркс, Критика готской программыТочка зрения старого материализма есть «гражданское» общество; точка зрения нового материализма есть человеческое общество, или обобществившееся человечество.Карл Маркс, Тезисы о ФейербахеПервым шагом в рабочей революции является превращение пролетариата в господствующий класс, завоевание демократии.Карл Маркс, Фридрих Энгельс, Манифест Коммунистической ПартииДемократию мы выбираем не потому, что она изобилует добродетелями, а только чтоб избежать тирании. Выбираем - с сознанием ее недостатков

Маркс Болотов был очень специфический персонаж. Его интересы вертелись главным образом вокруг семейства земноводных, а если конкретнее, то вокруг жаб и лягушек. Твари мерзкие по своей природе и противные человеку. Но Макс этого своего главного увлечения не скрывал, а лишь бравировал своим фетишем.

— Он меня выбешивает своим рыбьим взглядом и этой нездоровой любовью к жабам! — говорил про него вокалист группы Swamp Porn Даниил, в которой они играли вместе еще со школы. — Не удивлюсь, если в один прекрасный день выяснится, что Болотный принимает по утрам лягушачий помет в жидком виде, чтобы зарядиться бодростью и на нужный, блядь, лад настроиться. Понимаете, ему только это интересно, он эгоист и насрать ему на род людской!

И пусть Марксу было наплевать на человечество (в особенности на женщин и детей), но с людьми особой породы дружбу он все же водил. При наличии на физии и теле всевозможных бородавок, чириев, гнойничков и прочих наростов, можно было смело обращаться к нему с предложением дружбы. Будучи каким-никаким музыкантом, Маркс притягивал к себе всевозможных бунтарей, говнарей и прочих интересных личностей, но по-настоящему уродливого человека среди них найти было трудно. Это была особая статья, особый случай для Маркса Болотова. Если человек был безобразней его, то здесь уже можно было расчитывать на нечто большее, нежели дружба.

Как-то погожим осенним вечером Маркс прогуливался со своей, необъятных размеров, подругой, с которой черт его дернул познакомиться после очередного провального концерта Swamp Porn. Звали ее Малафей. Вот она, как раз, и была тем самым особым случаем. Пытаясь обнять безразмерное туловище девушки, по-лягушачьи тонкие пальцы Маркса прямо-таки утопали в ее необъятных телесах, раздувшихся от фастфуда и прочих калорийных «полезностей». Ему она была отвратительна, но в то же самое время заставляла член стоять торчком. Умела она это. И пусть пенсионеры плакали, видя эти «брежневские» брови, а дети визжали, завидев эту заячью губу, тщетно скрывающуюся под жиденькими усами, но сам Маркс трепетал в постели и, что уж греха таить, кончал, как в последний раз. Заниматься ЭТИМ Маркс предпочитал без света, чтобы не видеть раскрасневшегося, одутловатого лица своей подруги. Но тем не менее все же приходилось подстраховываться: Болотов сильно зажмуривался, чтобы не обтрухать простыни от созерцания выныривающих из темноты грудей и старался увернуться от этих глыб, как мог, но сиська неминуемо разила его в ухо.

Однажды они катались по городу в маршрутке. Они это называли «любовным турне». Но в этот раз что-то пошло не так. И то ли Маркс подавился слюной подруги во время их жаркого поцелуя, то ли она пропихнула свой язык слишком глубоко и он пошел не в то горло. Очевидно одно, Маркса вывернуло прямо на водителя таджика. Было очень неудобно перед беднягой-гастарбайтером, но не убирать же всю эту блевоту влюбленным!

От этих мерзких воспоминаний лоб Болотого покрылся испариной, а внутри мошонки все сжалось. Порой он сам не мог понять, что же так сильно привлекло его в этой женщине. — Да, она выглядела сногсшибательно, но неужели все дело в балахоне «DarkThrone»? — размышлял вслух Маркс. Эта группа была почитаема Болотовым с самых ранних лет, но носить одежду с символикой этой «сатанины» его набожная мать-алкоголичка категорически запрещала. Однажды она жестоко избила сына за самодельную нашивку на заднем кармане его подштанников. С тех пор неудовлетворенное желание, носить логотип своих любимцев, трансформировалось в сознании Маркса в нечто чудовищное. Мало того, что Малафия напоминала по комплекции его мать, так еще и во время сексуальной близости Маркс не позволял ей снимать обожаемый предмет одежды. Таким образом Маркс мстил, втихую фантазируя, как протыкает своим членом, словно ножом, материнское лоно. Маркс знал, что об этом никто не должен знать, а потому молчал. Молчал даже в моменты высшего наслаждения, когда семя выстреливало на третий подбородок Малафии.

Однажды Маркс получил столь мощный оргазм, что даже подумал о своей физической кончине. Как-то ночью он прокрался в опочивальню своей подруги и увел тот самый балахон. Маркс отправился в зал с твердой мыслью его примерить. Для начала он оголился. Абсолютно полностью. Лобок и яички он тщательным образом выбрил, но во время процедуры неоднократно порезался и пришлось намазать ранки зеленкой, отчего он стал похож на лягушонка. Напялив через голову подругин балахон он уселся на табурет и уставился на себя в зеркало. Он долго смотрел на логотип DarkThrone, но потом взгляд соскользнул чуть ниже. Было плохо видно и Маркс широко развел крегли. Даже документалки о скрещивании жаб и лягушек не вызывали у него столь сильного возбуждения. Член стал крепнуть и уже через минуту стоял торчком. На лице Маркса проскользнула чуть заметная ухмылка. Осталось только озалупить и... В этот момент в зал вошла Малафия и, увидев Маркса с широко расставленными лапами, хрюкнула от неожиданности. Удивление сменилось приступом ярости и в следующий момент она уже гоняла голожопого Маркса по всему залу ремнем с латунной бляхой. Если спину еще удавалось как-то спасти, то безволосые ляжки страшно страдали. Но хуже всего пришлось голове Маркса, злополучная бляха угодила прямо в висок и Болотов отключился так и не кончив.

С тех самых пор Маркс не решался порвать с толстухой, хотя подобные мыслишки все же вертелись в его кучерявой голове, но шрам на височной впадине периодически напоминал о себе дикими мигренями. Приходилось считаться с такой невероятной силищей. Даже сейчас, проходя мимо очередного засранного мусором переулка, который не так давно облюбовала стая местных бомжей, Болотов, раздумывал над тем, как же ему отвязаться от увесистой подружки и отправиться на очередную репу своей группы. Но, увы, подобным планам не суждено было сбыться. Когда Маркс вырвался из плена раздумий и обратил внимание на свою женщину, то с ужасом обнаружил, что взгляд ее устремлен в сторону того самого переулка и его паховой области. — Пошли-ка туда, — прохрипела толстуха и потянула Маркса за рукав его черного дутика. — Я тебе кое-что покажу. — Стой, женщина! — пропищал Болотов, пытаясь вырваться. — Я против такого развития событий! Подруга его уже не слышала. Ее опухшее лицо, еще сильней раскраснелось, глаза были сильно выпучены. Маркс хорошо знал эту гриимасу. Она означала, что девушка хочет заняться безудержным сексом, или, как она сама это называла, «ЕБУН НАПАЛ». От одной лишь мысли о предстоящем акте любви к горлу подкатил комок.

Истекающая от желания жируха затащила Маркса в самый отдаленный, грязный закоулок и швырнула его, на какие-то задристанные, разодранные коробки, неподалеку от которых облезлый бомж справлял нужду. Лишь в последнюю секунду Маркс с ужасом обнаружил, что приземлиться, не на коробки, а на кладку белых кирпичей, которые проглядывали сквозь тонкий слой картона. Шея Болотого истошно треснула при встрече со строительным материалом и, мозг отключил питание на мгновение, погрузив сознание во тьму.

Ему грезились сотни, тысячи спаривающихся лягушек. Они пронзительно квакали на разный лад, прыгая друг на дружку.

— Это ли не рай? — пронеслась мысль. Он почувствовал, как в чреслах нарастает сладостное возбуждение, которое Болотов не мог, да и не хотел сдерживать. Когда же Маркс перевел свой взгляд с квакающих земноводных на свои руки, то с удивлением обнаружил, что куцки приобрели темно-зеленый оттенок, покрылись прелестными бородавками, а между пальцев появились перепонки. «Я стал Квакушкой! Моя мечта наконец-то сбылась! » — пропел Маркс. — «Теперь я имею полное право на частие в оргии! » Болотов был уже в сантиметре от мечты, прыгая по-лягушачьи, к секс-прудику, как внезапно его всего скрутило от дикой боли в области паха. (Порно рассказы) Создалось такое ощущение, что всю нижнюю часть тела будто придавило наковальней, а яйца горели так сильно, словно на них насыпали гору раскаленного угля.

«Что происходит? » — агонизируя подумал Болотов. Но в следующее мгновение, все уже стало на свои места. Столь приятная взору Маркса групповушка в пруду сменилась облезлым бомжацким застенком. Но это было еще не самым страшным. Причина агонии заключалась в двухсоткилограммовой туше, воссидавшей на его гениталиях. За то время, что Маркс был в отключке, жируха успела стянуть с него треники и задрать свою юбку. Болотов отчетливо видел крупные капли пота стекающие с бесчисленных складок ее живота прямехонько в промежность.

— Сучья свиноматка! — пришло меткое сравнение в голову Болотов. — Я тебе покажу Кузькину мать!

Каждый новый прыжок сопровождался оглушительным шлепком о хрупкие тазобедренные кости бедняги Болотова. Пусть он и сам не отставал, хлестко шлепая ее по сраке ладошками, но фрикции становились все болеее невыносимыми. Из-за дикой боли Маркс то терял сознание, то вновь возвращался из бессознанки. Все вокруг расплывалось и ходило ходуном, как и его верный поршень в киске Малафии. Марксим, уже было смирился со своей жестокой участью быть секс-жертвой и засобирался кончить в недра мучительницы, но судьба-злодейка вновь подготовила сюрприз. Болотов заметил, как его подруга, после очердного возвратно-поступательного телодвижения зашлась в спазме, а это значило только одно, она решила обойти своего горе-любовничка и эгоистично кончить раньше партнера. По ее жировым отложениям прошла мелкая дрожь, волосы на лобке зашевелились, а из ротового отверстия повалил пар.

— О, нет! Она начинает оргазмировать!!! — пронеслась шальная мысль в голове Маркса.

И в ту же секунду Жиробасина, сгруппировавшись и издав пронзительный вопль, взмыла в воздух. Маркс уже не слышал, как трещат кости его ног и таза. Но в памяти его навсегда застрянет тот свист разверзаемого воздуха, с которым эта печка летела в его объятия. Когда Болотный вновь очнулся, то увидел как женщина в спешке натягивает обатно свои панталоны.

— Помоги мне встать... — прохрипел Маркс. — Я ног не чувствую.

И только тут он заметил, приподнявшись на локтях, что стало с его конечности, они словно прошли через пресс.

— Ты жирная тварь! Ты мне ноги сломала!! — заорал Маркс. — Раздробила к ебеням! — Мне некогда, — отмахнулась толстуха. — Мне только что звонила мама и сказала, что приготовила мою любимую куру с говяжьими котлетками. Пойду домой набивать требух и запивать тепленьким топленым молочком. С этими словами она бросилась опрометью бежать из переулка. Маркс, с глазами полными слез, хотел уже было изрыгнуть все проклятия, что знал, но бабищи той и след простыл. () Видимо, утолив голод сексуальный, ей приходится двигаться со сверхзвуковыми скоростями, чтобы утолить голод насущный.

— И что же мне прикажете делать?! — простонал Болотов. — Как я доберусь до репетиционной точки? — Я помогу тебе, — раздался хриплый голос.

— Бог?! — Болотный не мог поверить своим захезанным ушам. — Это ты?

Но в следующий момент он услышал шуршание позади и вывернул шею, чтобы посмотреть. Маркс увидел того самого бомжа, минуту назад беззаботно испражнявшегося на картонку. Да, это был не бог и даже не сын божий, а так, какой-то юродивый.

— Я затаился на время, — проговорил бомж, стягивая с себя дырявые треники. — Наблюдал за вами. Неплохо тебя эта жируха отделала. Ноги тебе поломала. Но ничего. Я тебе помогу. Продолжая приговаривать себе под нос, бомж, вытащил свои причиндалы. — А ну-ка, сынок, обработай мой шершавый. Глядя на залупленный член бомжа, покрытый язвами, Маркс Болотов вдруг понял одну простую жизненную истину: когда судьба вываливает на тебя кучу говна, она в тоже время обязательно протягивает руку помощи. Надо только уметь видеть.

Маркс Болотов был очень специфический персонаж. Его интересы вертелись главным образом вокруг семейства земноводных, а если конкретнее, то вокруг жаб и лягушек. Твари мерзкие по своей природе и противные человеку. Но Макс этого своего главного увлечения не скрывал, а лишь бравировал своим фетишем.

— Он меня выбешивает своим рыбьим взглядом и этой нездоровой любовью к жабам! — говорил про него вокалист группы Swаmp Pоrn Даниил, в которой они играли вместе еще со шкoлы. — Не удивлюсь, если в один прекрасный день выяснится, что Болотный принимает по утрам лягушачий помет в жидком виде, чтобы зарядиться бодростью и на нужный, блядь, лад настроиться. Понимаете, ему только это интересно, он эгоист и насрать ему на род людской!

И пусть Марксу было наплевать на человечество (в особенности на женщин и детей), но с людьми особой породы дружбу он все же водил. При наличии на физии и теле всевозможных бородавок, чириев, гнойничков и прочих наростов, можно было смело обращаться к нему с предложением дружбы. Будучи каким-никаким музыкантом, Маркс притягивал к себе всевозможных бунтарей, говнарей и прочих интересных личностей, но по-настоящему уродливого человека среди них найти было трудно. Это была особая статья, особый случай для Маркса Болотова. Если человек был безобразней его, то здесь уже можно было расчитывать на нечто большее, нежели дружба.

Как-то погожим осенним вечером Маркс прогуливался со своей, необъятных размеров, подругой, с которой черт его дернул познакомиться после очередного провального концерта Swаmp Pоrn. Звали ее Малафей. Вот она, как раз, и была тем самым особым случаем. Пытаясь обнять безразмерное туловище девушки, по-лягушачьи тонкие пальцы Маркса прямо-таки утопали в ее необъятных телесах, раздувшихся от фастфуда и прочих калорийных «полезностей». Ему она была отвратительна, но в то же самое время заставляла член стоять торчком. Умела она это. И пусть пенсионеры плакали, видя эти «брежневские» брови, а дети визжали, завидев эту заячью губу, тщетно скрывающуюся под жиденькими усами, но сам Маркс трепетал в постели и, что уж греха таить, кончал, как в последний раз. Заниматься ЭТИМ Маркс предпочитал без света, чтобы не видеть раскрасневшегося, одутловатого лица своей подруги. Но тем не менее все же приходилось подстраховываться: Болотов сильно зажмуривался, чтобы не обтрухать простыни от созерцания выныривающих из темноты грудей и старался увернуться от этих глыб, как мог, но сиська неминуемо разила его в ухо.

Однажды они катались по городу в маршрутке. Они это называли «любовным турне». Но в этот раз что-то пошло не так. И то ли Маркс подавился слюной подруги во время их жаркого поцелуя, то ли она пропихнула свой язык слишком глубоко и он пошел не в то горло. Очевидно одно, Маркса вывернуло прямо на водителя таджика. Было очень неудобно перед беднягой-гастарбайтером, но не убирать же всю эту блевоту влюбленным!

От этих мерзких воспоминаний лоб Болотого покрылся испариной, а внутри мошонки все сжалось. Порой он сам не мог понять, что же так сильно привлекло его в этой женщине.

— Да, она выглядела сногсшибательно, но неужели все дело в балахоне «DаrkThrоnе»? — размышлял вслух Маркс.

Эта группа была почитаема Болотовым с самых ранних лет, но носить одежду с символикой этой «сатанины» его набожная мать-алкоголичка категорически запрещала. Однажды она жестоко избила сына за самодельную нашивку на заднем кармане его подштанников. С тех пор неудовлетворенное желание, носить логотип своих любимцев, трансформировалось в сознании Маркса в нечто чудовищное. Мало того, что Малафия напоминала по комплекции его мать, так еще и во время сексуальной близости Маркс не позволял ей снимать обожаемый предмет одежды. Таким образом Маркс мстил, втихую фантазируя, как протыкает своим членом, словно ножом, материнское лоно. Маркс знал, что об этом никто не должен знать, а потому молчал. Молчал даже в моменты высшего наслаждения, когда семя выстреливало на третий подбородок Малафии.

Однажды Маркс получил столь мощный оргазм, что даже подумал о своей физической кончине. Как-то ночью он прокрался в опочивальню своей подруги и увел тот самый балахон. Маркс отправился в зал с твердой мыслью его примерить. Для начала он оголился. Абсолютно полностью. Лобок и яички он тщательным образом выбрил, но во время процедуры неоднократно порезался и пришлось намазать ранки зеленкой, отчего он стал похож на лягушонка. Напялив через голову подругин балахон он уселся на табурет и уставился на себя в зеркало. Он долго смотрел на логотип DаrkThrоnе, но потом взгляд соскользнул чуть ниже. Было плохо видно и Маркс широко развел крегли. Даже документалки о скрещивании жаб и лягушек не вызывали у него столь сильного возбуждения. Член стал крепнуть и уже через минуту стоял торчком. На лице Маркса проскользнула чуть заметная ухмылка. Осталось только озалупить и… В этот момент в зал вошла Малафия и, увидев Маркса с широко расставленными лапами, хрюкнула от неожиданности. Удивление сменилось приступом ярости и в следующий момент она уже гоняла голожопого Маркса по всему залу ремнем с латунной бляхой. Если спину еще удавалось как-то спасти, то безволосые ляжки страшно страдали. Но хуже всего пришлось голове Маркса, злополучная бляха угодила прямо в висок и Болотов отключился так и не кончив.

С тех самых пор Маркс не решался порвать с толстухой, хотя подобные мыслишки все же вертелись в его кучерявой голове, но шрам на височной впадине периодически напоминал о себе дикими мигренями. Приходилось считаться с такой невероятной силищей. Даже сейчас, проходя мимо очередного засранного мусором переулка, который не так давно облюбовала стая местных бомжей, Болотов, раздумывал над тем, как же ему отвязаться от увесистой подружки и отправиться на очередную репу своей группы.

Но, увы, подобным планам не суждено было сбыться. Когда Маркс вырвался из плена раздумий и обратил внимание на свою женщину, то с ужасом обнаружил, что взгляд ее устремлен в сторону того самого переулка и его паховой области.

— Пошли-ка туда, — прохрипела толстуха и потянула Маркса за рукав его черного дутика. — Я тебе кое-что покажу.

— Стой, женщина! — пропищал Болотов, пытаясь вырваться. — Я против такого развития событий!

Подруга его уже не слышала. Ее опухшее лицо, еще сильней раскраснелось, глаза были сильно выпучены. Маркс хорошо знал эту гриимасу. Она означала, что девушка хочет заняться безудержным сексом, или, как она сама это называла, «ЕБУН НАПАЛ». От одной лишь мысли о предстоящем акте любви к горлу подкатил комок.

Истекающая от желания жируха затащила Маркса в самый отдаленный, грязный закоулок и швырнула его, на какие-то задристанные, разодранные коробки, неподалеку от которых облезлый бомж справлял нужду.

Лишь в последнюю секунду Маркс с ужасом обнаружил, что приземлиться, не на коробки, а на кладку белых кирпичей, которые проглядывали сквозь тонкий слой картона. Шея Болотого истошно треснула при встрече со строительным материалом и, мозг отключил питание на мгновение, погрузив сознание во тьму.

Ему грезились сотни, тысячи спаривающихся лягушек. Они пронзительно квакали на разный лад, прыгая друг на дружку.

— Это ли не рай? — пронеслась мысль. Он почувствовал, как в чреслах нарастает сладостное возбуждение, которое Болотов не мог, да и не хотел сдерживать. Когда же Маркс перевел свой взгляд с квакающих земноводных на свои руки, то с удивлением обнаружил, что куцки приобрели темно-зеленый оттенок, покрылись прелестными бородавками, а между пальцев появились перепонки.

«Я стал Квакушкой! Моя мечта наконец-то сбылась!» — пропел Маркс. — «Теперь я имею полное право на частие в оргии!»

Болотов был уже в сантиметре от мечты, прыгая по-лягушачьи, к секс-прудику, как внезапно его всего скрутило от дикой боли в области паха. (Порно рассказы) Создалось такое ощущение, что всю нижнюю часть тела будто придавило наковальней, а яйца горели так сильно, словно на них насыпали гору раскаленного угля.

«Что происходит?» — агонизируя подумал Болотов. Но в следующее мгновение, все уже стало на свои места. Столь приятная взору Маркса групповушка в пруду сменилась облезлым бомжацким застенком. Но это было еще не самым страшным. Причина агонии заключалась в двухсоткилограммовой туше, воссидавшей на его гениталиях. За то время, что Маркс был в отключке, жируха успела стянуть с него треники и задрать свою юбку. Болотов отчетливо видел крупные капли пота стекающие с бесчисленных складок ее живота прямехонько в промежность.

— Сучья свиноматка! — пришло меткое сравнение в голову Болотов. — Я тебе покажу Кузькину мать!

Каждый новый прыжок сопровождался оглушительным шлепком о хрупкие тазобедренные кости бедняги Болотова. Пусть он и сам не отставал, хлестко шлепая ее по сраке ладошками, но фрикции становились все болеее невыносимыми. Из-за дикой боли Маркс то терял сознание, то вновь возвращался из бессознанки. Все вокруг расплывалось и ходило ходуном, как и его верный поршень в киске Малафии. Марксим, уже было смирился со своей жестокой участью быть секс-жертвой и засобирался кончить в недра мучительницы, но судьба-злодейка вновь подготовила сюрприз. Болотов заметил, как его подруга, после очердного возвратно-поступательного телодвижения зашлась в спазме, а это значило только одно, она решила обойти своего горе-любовничка и эгоистично кончить раньше партнера. По ее жировым отложениям прошла мелкая дрожь, волосы на лобке зашевелились, а из ротового отверстия повалил пар.

— О, нет! Она начинает оргазмировать!!! — пронеслась шальная мысль в голове Маркса.

И в ту же секунду Жиробасина, сгруппировавшись и издав пронзительный вопль, взмыла в воздух. Маркс уже не слышал, как трещат кости его ног и таза. Но в памяти его навсегда застрянет тот свист разверзаемого воздуха, с которым эта печка летела в его объятия.

Когда Болотный вновь очнулся, то увидел как женщина в спешке натягивает обатно свои панталоны.

— Помоги мне встать… — прохрипел Маркс. — Я ног не чувствую.

И только тут он заметил, приподнявшись на локтях, что стало с его конечности, они словно прошли через пресс.

— Ты жирная тварь! Ты мне ноги сломала!! — заорал Маркс. — Раздробила к ебеням!

— Мне некогда, — отмахнулась толстуха. — Мне только что звонила мама и сказала, что приготовила мою любимую куру с говяжьими котлетками. Пойду домой набивать требух и запивать тепленьким топленым молочком.

С этими словами она бросилась опрометью бежать из переулка.

Маркс, с глазами полными слез, хотел уже было изрыгнуть все проклятия, что знал, но бабищи той и след простыл. () Видимо, утолив голод сексуальный, ей приходится двигаться со сверхзвуковыми скоростями, чтобы утолить голод насущный.

— И что же мне прикажете делать?! — простонал Болотов. — Как я доберусь до репетиционной точки?

— Я помогу тебе, — раздался хриплый голос.

— Бог?! — Болотный не мог поверить своим захезанным ушам. — Это ты?

Но в следующий момент он услышал шуршание позади и вывернул шею, чтобы посмотреть. Маркс

увидел того самого бомжа, минуту назад беззаботно испражнявшегося на картонку. Да, это был не бог и даже не сын божий, а так, какой-то юродивый.

— Я затаился на время, — проговорил бомж, стягивая с себя дырявые треники. — Наблюдал за вами. Неплохо тебя эта жируха отделала. Ноги тебе поломала. Но ничего. Я тебе помогу.

Продолжая приговаривать себе под нос, бомж, вытащил свои причиндалы.

— А ну-ка, сынок, обработай мой шершавый.

Глядя на залупленный член бомжа, покрытый язвами, Маркс Болотов вдруг понял одну простую жизненную истину: когда судьба вываливает на тебя кучу говна, она в тоже время обязательно протягивает руку помощи. Надо только уметь видеть.

За самодельную нашивку на заднем кармане его подштанников. С тех пор неудовлетворенное желание, носить логотип своих любимцев, трансформировалось в сознании Маркса в нечто чудовищное. Мало того, что Малафия напоминала по комплекции его мать, так еще и во время сексуальной близости Маркс не позволял ей снимать обожаемый предмет одежды. Таким образом Маркс мстил, втихую фантазируя, как протыкает своим членом, словно ножом, материнское лоно. Маркс знал, что об этом никто не должен знать, а потому молчал. Молчал даже в моменты высшего наслаждения, когда семя выстреливало на третий подбородок Малафии.Однажды Маркс получил столь мощный оргазм, что даже подумал о своей физической кончине. Как-то ночью он прокрался в опочивальню своей подруги и увел тот самый балахон. Маркс отправился в зал с твердой мыслью его примерить. Для начала он оголился. Абсолютно полностью. Лобок и яички он тщательным образом выбрил, но во время процедуры неоднократно порезался и пришлось намазать ранки зеленкой, отчего он стал похож на лягушонка. Напялив через голову подругин балахон он уселся на табурет и уставился на себя в зеркало. Он долго смотрел на логотип DаrкТhrоnе, но потом взгляд соскользнул чуть ниже. Было плохо видно и Маркс широко развел крегли. Даже документалки о скрещивании жаб и лягушек не вызывали у него столь сильного возбуждения. Член стал крепнуть и уже через минуту стоял торчком. На лице Маркса проскользнула чуть заметная ухмылка. Осталось только озалупить и… В этот момент в зал вошла Малафия и, увидев Маркса с широко расставленными лапами, хрюкнула от неожиданности. Удивление сменилось приступом ярости и в следующий момент она уже гоняла голожопого Маркса

Маркс Лири застонал и, с трудом приподняв голову, попытался открыть тяжелые от недавнего злоупотребления алкоголем веки. Не сразу, но ему это удалось. Несколько секунд мужчина не мог понять, где находится, потом его серо-зелёные глаза округлились от ужаса и он, заорав, вскочил на ноги.

В его постели лежал Ларэс Донован - семнадцатилетний лоботряс, ученик из его класса. И, кажется... он был так же наг, как и сам Маркс.

- Что... что ты здесь делаешь?..

Светловолосый парень сонно моргнул и, широко зевнув, потянулся всем телом.

- Ларэс, какого черта?! Ты... Мы...

- Естественно, да, – Донован усмехнулся, и его взгляд откровенный и полный желания скользнул по телу Маркса, задержался на кубиках пресса, не опускаясь ниже, взметнулся вверх, теряясь в чёрных растрёпанных волосах и, наконец, остановился на тонких губах. – Я прекрасно провёл ночь, а ты нет?

Юноша вызывающе посмотрел Марксу в лицо и откинул одеяло, открывая собственную наготу.

- О Господи... Господи! - Лири схватился за голову. – Я не верю... Как это могло случиться?!!..

Он весь осел и медленно опустился на пол. Устало закрыл глаза. "Это просто дурацкий кошмар, не более..."

Тишина. Ни звука. Только мерное неторопливое тиканье часов и его прерывистое дыхание нарушают безмолвную пустоту. Значит сон? Просто сон. Ведь такое вполне возможно?!

Ларэс Донован оказался рядом, легонько дотронулся до плеча Маркса.

- Что-то не так?

Лири вздрогнул. Взглянул вверх. Кошмар в его представлении стал принимать всё более реальные и безобразные формы. Расплывчатые очертания обнажённых мужских фигур промелькнули в сознании. Смутные воспоминания, ощущения дополнились болезненно взвинченной после вчерашнего возлияния фантазией.

- Да нет же, проклятье! Что же это? – Маркс очнулся от оцепенения и с отвращением отшвырнул от себя мальчишку. Накинул халат. - Убирайся! – заорал он. – Быстро.

- Зачем ты со мной так? – лицо Ларэса исказила презрительная насмешка. - Вчера ты вел себя по-другому, – он неторопливо оделся и хрипло добавил: – Если снова захочешь встретиться, только скажи.

- Вон! – в бешенстве проорал Маркс. Его уже мутило от сложившейся ситуации. В глазах потемнело, и плавали цветовые пятна. Хотелось кого-нибудь прикончить и немедленно.

Нарочито грустная улыбка появилась на лице юноши. Казалось, он прекрасно понимал, о чём сейчас думает его учитель, и откровенно издевался над ним:

- Я думаю, нам не стоит распространяться о случившемся. Надеюсь, сами понимаете, что это вам может стоить? Ладно, до свиданья, мистер Лири. Увидимся на уроке.

Ларэс ушел. Хлопнула дверь. Хозяин квартиры остался один.

- О Господи, - снова повторил Маркс и забрался в кресло с ногами. – Проклятье, я ведь не хотел. Ну почему всё так получилось?

Прошло довольно много времени, а он всё сидел и думал ни о чём.   Ничего хорошего в голову и не приходило, только бесполезные мысли и стыд... Отвращение. Недоумение.

Лири побрёл на кухню, достал бутылку виски, распечатал и налил себе до краёв. Выпил. Огонь обжёг горло и потух в груди. Холодно, как же всё-таки холодно.

Что же произошло? Он затащил в квартиру Ларэса Донована и... Проклятье, какая-то чертовщина получается. Да не могло так случиться! Реально не делал он этого!!

Маркс снова наполнил стакан и, задумчиво отпив глоток, поставил на стол. Где и когда он встретил Ларэса и почему вдруг... ну, парень оказался у него в квартире, в его постели, наконец? Опустился до того, что совратил собственного ученика? Хотел этого сам подсознательно и, напившись, позволил потаённым мыслям взять над собой верх? Но ведь всё это бред! Не хотел он, очнувшись утром, обнаружить в своей постели возбуждённого юнца.

Но как Ларэс смотрел на него! Значит, что-то произошло... Да и зачем ему врать? Нормальный с виду парень. Высокий. Даже чуть выше его самого. Состоит в баскетбольной  команде школы и вдруг гей?! Но в постели он не испытывал неловкость. Откровенно разглядывал его! Говорил о встрече. Да, Маркс Лири, ты влип!

Мужчина рассеянно поднёс стакан к губам и, едва прикоснувшись к виски, положил обратно на стол. Позабытый предмет  завис в воздухе в двух-трёх сантиметрах от цели. Упал. Разбился вдребезги.

"Проклятье!" Маркс осторожно переступил стекло и устремился в ванную. Он испытывал непреодолимое желание помыться. Немедленно. О чём-то другом думать было просто больно.

Горячие струи воды стекали по его обнажённому телу и устремлялись вниз. "Странно, - думал он, - я ничего не чувствую, ничего не помню, не понимаю даже, почему именно с ним. Ларэс ведь мне и как ученик-то особо не нравился, а тут..." И в то же время Лири понимал, что случившееся нельзя выкинуть, стереть из памяти. Он провел ночь с несовершеннолетним юношей, и с этим уже ничего не поделаешь. Это можно только принять и забыть как страшный сон.

Что если кто-нибудь узнает об этом? Боже, какой стыд!!! Он просто не сможет вынести такого позора. Не выдержит и покончит жизнь самоубийством.

Маркс смыл с себя мыльную пену и, дрожа, не то от холода, не то от тоскливых мыслей, обернул полотенце вокруг бедер и ушёл в спальню. Наступило уже позднее утро: свет бил в глаза яркими солнечными лучами. Мужчина задёрнул шторы, скинул с кровати смятое постельное бельё и ничком рухнул на покрывало.

Лири чувствовал себя плохо. Нет, не так, он ощущал себя просто ужасно. Хотелось заснуть и больше никогда не просыпаться. Не думать ни о чём...

Пробудился только утром следующего дня. Принял душ, поел и поехал на работу. Хотелось просто вырубиться, и усталость чувствовалась как в движениях, так и в походке. Ни сон, ни душ не помогли.

Странно, он даже не думал, что будет так нервничать. Но с точностью до минуты знал, когда в его кабинете появится Ларэс Донован.

- Здрасте, – в дверях появился юноша, будто материализовавшись из ночных кошмаров Лири, и спокойно занял место за первой партой. – Прекрасно выглядишь.

- Что?!!

Маркс быстро заткнулся, нервно листнул журнал на нужную страницу. Краска подступила к лицу и схлынула. Он прекрасно себя контролировал.

Помещение быстро заполнилось шумной толпой. Прозвенел звонок. Усаживались на места чуть ли не с большим шумом.

- Итак, - преподаватель обвёл взглядом своих учеников, на Ларэса он пытался не обращать внимания. – Может, успокоитесь? Сегодня у нас, а точнее у вас, будет проверка усвоенных знаний. Все подготовились, я надеюсь?

Класс недовольно загудел. Лири пожал плечами:

- Ещё есть время на повторение. Через десять минут я соберу тетради и раздам тесты. Кто-то может провести это время с пользой для себя. Ну, начнем?

- Конечно... учитель, - Ларэс Донован широко улыбнулся и, смотря прямо в глаза мужчины, лениво добавил: – Сделаем всё, что вы захотите.

Девушки и юноши засмеялись.

Маркс неловко заёрзал в кресле. Проклятый недоносок. Он просто нарочно выводит его из себя.

- Ну, раз все уже прямо-таки горят от нетерпения проверить свои знания, то начнем, пожалуй, - он поднялся, собрал тетради и, сунув стопку бланков в руки Ларэса, не смог удержаться от язвительного обращения: – Дерзай, малыш, а то больно в тебе энергии много. Не вырос ли ты из школьной скамьи?

- Вы это тоже заметили, мистер Лири? А моя мама, определенно, считает, что я ещё маленький. Побольше бы таких людей как вы, и, наверное, все были бы намного взрослее своих лет.

"На что это он намекает?!!"

- Бесспорно, - буркнул Маркс. Он вышел из кабинета и, направляясь в учительскую, понадеялся, что его бегство не будет заметным хотя бы для остальных учеников. То, что Ларэс прекрасно понял, что он смылся только из-за него, просто взбесило, но ничего с собой поделать мужчина уже не смог. Оставаться там дольше у него просто не хватило ни сил, ни желания.

До звонка с урока Лири отсиживался в учительской, потом нехотя поплёлся в свой кабинет. Слава богу, что больше на сегодня лекций по расписанию не значилось, и появилась возможность хоть немного расслабиться.

Никого нет. Просто отлично. Он скривился в гримасе боли и, закрыв за собой дверь на ключ, устало сел в кресло. Механически поправил листы с тестами в одну ровную стопку.

- Устал?

Лири чуть не подскочил на месте и обернулся на голос: – Что ты здесь делаешь?

- Тебя ждал, - Ларэс встал за его спиной, неожиданно крепко обхватив его плечи руками, и склонился к шее. – Ты так красив, Маркс. Так красив...

- Прекрати, – заорал Лири и вскочил на ноги.

- Тише... - Ларэс вырос перед ним как стена. Его глаза казались затянутыми поволокой. Грудь широко вздымалась. – Нас могут услышать... Ты же этого не хочешь?! – он тяжело дышал... Вдруг легко увлёк мужчину к себе и потянулся к его губам.

Прикосновение обожгло... На какую-то долю секунды стало жарко. Странное ощущение горячей лавы, пульсирующей по венам... Пленительный огонь и слабость. И единственное желание - сгореть в этом пламени, подчиниться чужой воле. Но уже в следующее мгновение ледяной холод пронзил стрелой, скользнул вниз и тягучей массой растёкся под грудной клеткой.

- Ты это чего?!.. – Маркс отпихнул Ларэса и попятился назад, голос сорвался и прозвучал как-то неестественно громко. – Ты это зачем?!!..

Ларэс приблизился вплотную. Стоял бледный с широко открытыми блестящими глазами. Дернулся. Резко развернулся и устремился к двери. Толкнул.

- Открой!

Лири молча смотрел на него. Приблизился. Долго боролся с замком и, наконец, рывком потянул за ручку, пропуская Ларэса.

Юноша боком обошёл его и, не оборачиваясь, быстро исчез в коридорах колледжа.

Маркс Лири остался на том же самом месте. Стоял долго. Мысли отсутствовали. Просто ощущение растущего холода внутри: маленький кусочек льда превращался в айсберг.

Не помнил, как добрался до квартиры, что ел, чем занимался весь день. Вечером появился незваный гость и позвонил.

- Я к тебе, можно? – Ларэс Донован, пьяный, с заплетающимися ногами, проскользнул в комнату и сел на диван, неестественно сгорбившись.

Лири с недоумением обернулся к нему... Пожал плечами:

- Тебе что от меня надо, а? – в голосе невольно прозвучала усталость и раздражение. – Может хватит уже меня доставать?!!

- Не кричи, - Ларэс поморщился, поднял голову: глаза печальные, виноватые. – Ты злишься?

- Нет.

- Хорошо.

Донован поймал руку Маркса и, рывком усадив его на диван, повернулся к нему лицом:

- Я не должен был приходить... Понимаешь? Но... - пьяное дыхание, прерывистое. – Ты... Почему ты оказался таким?!..

Он с хриплым стоном впился в рубашку Лири и уткнулся лицом в его грудь. Парня буквально всего трясло.

"Плачет! – осознал мужчина, беспомощно обнимая Ларэса за плечи. – Да что же это такое?!.."

Донован тяжело и часто дышал. Его горячее тело буквально сотрясалось в мелкой, ничем не подавляемой, дрожи... Скоро вся рубашка хозяина квартиры стала мокрой.

- Прости... – Ларэс вздохнув, тяжело взглянул на него, потом как-то сник и замолк. Но прежде чем он опустил голову, Маркс успел поймать выражение его лица, и ужаснулся, отметив про себя невыразимую горечь, дрогнувшую в чистой синеве голубых глаз.

Спал плохо. Он оставил гостя на диване и ещё долго после, лёжа в постели, думал обо всём случившемся накануне... Не понимал себя. Что им двигало, когда он совращал ещё почти подростка? Ответа не находилось.

Проснулся поздно. Ларэс сидел рядом на кровати, согнув руки в локтях и упёршись ими о колени. Повернулся к Лири лицом.

- Ты ещё здесь, - сонно удивился Маркс. – Почему не в колледже?

- Мне нужно с тобой серьезно поговорить. Я не хотел бы откладывать этот разговор на потом.

- Да, о чём речь? – мужчина напрягся и сел в кровати.

Донован облизнул внезапно пересохшие губы: – Мы ведь вместе, не так ли? Ты же не будешь отрицать,   что испытываешь ко мне влечение?

- Постой. Ты что хочешь этим сказать?!!

- Маркс, прекрати, - Ларэс впился пальцами в плечи Лири, заставляя того смотреть в его глаза. – Я ведь ни на что не претендую, понимаешь? Живи как хочешь, но не отталкивай меня!

- Ларэс, - Маркс растерянно тряхнул головой и, откинувшись на подушку, на секунду прикрыл глаза, он почувствовал смущение, – ты вообще соображаешь, о чём говоришь?

- Ты мне нужен! – юноша упрямо смотрел на Маркса, провёл ладонью по его щеке. – Ты не понимаешь сам, насколько хорош, и я не позволю тебе отказаться от меня из-за того лишь, что ты сам не знаешь, чего хочешь! – почти прокричал он.

- Я знаю...

- Нет, - перебил Донован и легонько коснулся губ Лири кончиками пальцев. – Подумай... Не спеши с принятием решения.

Ларэс ушёл. Дверь со скрипом открылась и громко захлопнулась за ним. Но его присутствие, слова, как будто так и остались висеть в воздухе.

Начало нового утра не предвещало ничего хорошего. Да и последующий день обещал быть тяжелым, потому что сама цепочка событий, и даже линия поведения, и мысли Маркса Лири внезапно разделились, и ход их медленный и тяжёлый, но неумолимый, перешёл в хаотичное разнонаправленное движение.

- Да что же это такое творится? – Маркс со стоном прижал ладони к горящим щекам. – Я не знаю, чего хочу?! Ха.

Мужчине очень сильно захотелось высказать зарвавшемуся юнцу, что он о нём думает. Но ни в этот день, как выяснилось позднее, ни в последующие парень в колледже не появился. Лири ловил себя на мысли, что постоянно ищет его глазами на уроках, в коридоре, думает о нём в конце концов...

- Маркс, - звонок Ларэса Донована разбудил преподавателя среди ночи и оказался для него полной неожиданностью. – Приезжай. Пожалуйста!

- Что случилось? Где ты?.. – Лири задавал эти вопросы уже почти в пустоту... Едва успел разобрать адрес, как телефон замолчал. В тишине, на какой-то непривычно нервной ноте, прозвучали тревожные гудки.

Маркс, не раздумывая ни секунды, быстро оделся и спустился в гараж.

Ехал на бешеной скорости, благо ночная трасса в это время суток практически пустовала. Иногда мимо проезжали одна или две машины. То и дело Маркс Лири нажимал на педаль газа. Внутренний голос шептал ему, что он, наверное, совсем рехнулся и пытался объяснить, что его не должен волновать мальчишка, к тому же, кажется, влюблённый в него по уши.

"Он сказал, что будет здесь. Солгал?"

Темнота... Огни фонарей, фар, редких звёзд на небе... Странное безумие. Что делает он здесь, в нескольких  десятках километров от города? Может,   реально вконец свихнулся? Ларэс, чёрт возьми, где же ты?!!

-  Все-таки приехал.

- Донован, что всё это значит? Садись, - Лири распахнул дверь.

Юноша медленно плюхнулся на сиденье и, громко выдохнув, внезапно прикрыл лицо рукой:

- Мне стыдно.

- Что случилось? – водитель напряжённо смотрел на парня, потом, не выдержав, встряхнул его за плечи. – Говори же, наконец!

Ларэс отрицательно качнул головой:

- Мне не о чём с тобой говорить.

Маркс на мгновенье прикрыл глаза, пытаясь сдержать ярость: – Я, наверное, что-то не так понял, – хрипло произнес он, – и мне просто почудилось, что ты звал меня, так?!

- Да.

Донован выскользнул из машины и, обернувшись, некоторое время стоял, смотрел на Лири сверху вниз. В скудном свете фонарей он казался более бледным, чем тогда, когда они остались в кабинете вдвоём. Светлая длинная рубашка делала его определённо похожим на призрака.

- Я ждал ответа от тебя, но... - Ларэс скривил губы в печальной усмешке. – Оказалось, что тебе это совсем не нужно. Прощай.

Он повернулся и исчез в темноте. Совсем как привидение, чёрт его возьми.

- Ларэс, не дури.

Маркс Лири выскочил из машины и бросился туда, где ещё совсем недавно заметил юношу. Он с трудом различил его силуэт среди пелены ночи и, нагнав, крепко схватил за руку. – Постой!

Донован остановился. Он не обернулся, даже не повернул голову в его сторону: – Чего тебе? – в голосе прозвучали нотки безразличия, холодного спокойствия и какая-то пустота.

- Я тебя не понимаю, - Лири обошёл его и остановился совсем близко: лицом к лицу. – Объясни мне, что ты от меня хочешь? Что ты вообще здесь делаешь? Вся эта ситуация какой-то бред. Ларэс, давай я отвезу тебя домой. Ну? – он попытался обнаружить в синих глазах хоть какое-то выражение чувств или понимания.

- Я хочу тебя, - Ларэс смотрел перед собой куда-то вдаль. – Ты готов быть со мной? Готов разделить свою жизнь с моей? Готов быть моим мужчиной? – внезапно с резким смехом спросил он. – Если нет, то уйди с дороги!

Маркс с яростью схватил парня за плечи и заставил посмотреть себе в глаза:

- К чему такие слова, тон? Думаешь, если один раз у нас что-то случилось... это даёт тебе право говорить со мной подобным образом? Ты вообще понимаешь, чего хочешь?

- Как раз именно последнее я понимаю очень хорошо, - Ларэс спокойно смотрел на учителя, тёплая искренняя улыбка играла на его губах. – Такой ответ тебя устроит? Или, может быть, тебе хочется узнать, что между нами ничего не произошло? Я подстроил эту ситуацию. То утро – сплошной спланированный фарс. Всё, что я наговорил тебе - ложь... кроме того, что я хочу тебя. Сегодняшняя ночь для нас. Не беспокойся, никто и никогда ничего не узнает!

Лицо бледного призрака исказила гримаса боли. Но только на одно ничтожно малое мгновение. Спустя секунду он уже жизнерадостно улыбался.

- Ну, ладно, я пошутил. Неужели ты поверил мне, Маркс?.. Нет, правда?! Ты так наивен. Я не голубой. А если и позволял себе в отношении тебя какие-то вольности, то только потому, что ты сам этого хотел. Твои глаза выдавали тебя. Ты желал меня, вот я и сыграл на твоих чувствах. Ничего более. Скажи, славно мы повеселились?

- Да пошёл ты! – Лири чертыхнулся сквозь зубы и быстро зашагал к машине. Его всего трясло от ненависти к собственному сумасшедшему ученику. Проклятый ублюдок... Как он мог поверить во весь этот бред? Как мог позволить так издеваться над собой?.. Неправда, что он как-то не так смотрел на Ларэса! Неправда...

- Маркс. Стой!

Лири обернулся. Побледнел. Парень стоял, улыбаясь, пистолет в его руках угрожающе поблескивал:

- Ты думал, что я отпущу тебя так легко?

Он медленно подошёл к мужчине вплотную и коснулся его щеки свободной рукой. Темнота отступила, и неожиданно показавшийся полумесяц наполнил всё призрачным нереальным сиянием.

- Как красиво! – Ларэс Донован рассмеялся. – Я так себе всё и представлял. Я и ты в бледном свете луны... У тебя был шанс уйти раньше, но теперь  уже слишком поздно.

Он приставил оружие к виску Лири и свободной рукой обнял за талию: – Я так хочу тебя сейчас, – простонал юноша, склоняясь к его лицу.

- Ты чего себе позволяешь? – Маркс дрожал от бешенства. – Убери пистолет!

Ларэс вновь улыбнулся: – Ты сам не понимаешь, чего просишь... - хрипло пробормотал он, и, уже более не сдерживая себя, впился губами в губы Лири.

Что это? Горячая лава течёт по жилам. Тело полностью захвачено огнем. Дыхание, стук сердца, мысли – перемешались и сплавились в один большой необъятный хаос. Все чувства, все ощущения сконцентрировались на одном. Окружающий мир перевернулся и замер на несколько долгих секунд... Но затем это наваждение кончилось... Кончилось так внезапно! Холод пронзил насквозь и ворвался в самое сердце острым куском льда. Разрушенное мироздание встало в полный рост правильности и незыблемости своих строгих линий и массивных очертаний.

- Прекрати, - Маркс оттолкнул юношу и упал на колени. – Ларэс, проклятье, прекрати всё это!

Донован мгновенно отреагировал и, опустившись на землю рядом с Лири, обнял его за шею рукой, одновременно приставив дуло пистолета себе в грудь.

- Ты ведь этого хочешь? – с лихорадочной настойчивостью спросил он. – Так давай покончим сейчас... - его глаза блестели, как у безумного.

- Нет, - Маркс, задыхаясь, мотнул головой.

Ларэс застонав, коснулся его губ своим горячим дыханием: – Последний поцелуй... - яростно прошептал он. – И ты освободишься от меня...

Ненависть? Злость? Страх? Или... Да, это слабость... лишающая сил, разума, способности сопротивляться... Огонь, пожирающий всё и вся... И внутри расплавленное желе, бывшее некогда Марксом Лири...

Он уже ни о чём не думал.

Громкий, но короткий звук выстрела разрезал тишину... Гнетущий крик на несколько секунд буквально смазал спокойствие и умиротворенность ночи. Затем всё смолкло. На небе ярко сверкали звёзды, искрами выглядывающие в просветах между туч. Луна в кружеве девственно белых облаков, ослепительная и завораживающая, выглядела, как дева, грустной и потерянной...

Яркая звезда медленно сорвалась с небес и стремительно полетела вниз... Ещё одна душа покинула мир живых и отправилась в неизвестную никому неведомую даль. Круглый светящийся диск соприкоснулся с облаком. Потонул в белоснежной массе с темной каймой и сам потемнел. Всё вокруг почернело и растворилось во мраке.

Мужчина, часто и глубоко дыша, открыл глаза и резко сел в постели. Холодный пот струился по его спине. В голове лихорадочно мелькали обрывки несвязных мыслей...

"Значит, он тогда не лгал? Солгал после?! Но зачем?!!.."

Как сквозь туманную завесу видел перед собой Ларэса, его холодные глаза, смеющееся выражение лица... Юноша набрался... в тот самый вечер. Лири встретил его совершенно случайно. Зашёл в клуб пропустить две-три кружки пива. Увидев преподавателя, Ларэс пригласил его за свой столик. И через некоторое время Маркс запоздало понял, что его ученик вряд ли доберётся до дома самостоятельно.

Он сам оставался еще трезвым тогда. Донован, итак выпивший изрядное количество алкоголя, хотел ещё... и, что странно, Лири не противился этому, а даже наоборот присоединился к затянувшейся попойке.

Нарочно он, что ли, подпаивал парня? Скорее всего, нет, но, в конце концов, они оказались в его квартире и Ларэс уговорил его ещё немножко набраться светленьким, и уже не был способен на что-либо разумное.

Лири отнес Донована на руках в спальню и, положив в постель, взялся за его рубашку. Он просто хотел помочь парню раздеться... но потом... Его руки прошлись по обнажённой коже, по позвоночнику и остановились на шее.

Ларэс пьяно прищурился: – Нет, - резко пробормотал он вдруг.

Маркс замер и тут, будто что-то щёлкнуло внутри, сломался какой-то предохранительный механизм и... Он уже не владел собой, когда целовал эти приоткрытые губы, юношеское, ещё не созревшее тело... ласкал прохладную кожу...

Лири открыл глаза и несколько секунд в ужасе разглядывал потолок. Тряхнул головой, пытаясь сбросить остатки сна или воспоминания.

"Господи, он соблазнил парня, практически воспользовался ситуацией... И после этого Ларэс еще говорил, что любит его!"

Это просто омерзительно. Лири чуть не стошнило от отвращения к себе. Чёрт побери, как после этого он ещё может спокойно жить?!!

Маркс натянул брюки и раскрыл окно. Холодный воздух ворвался в комнату и заставил его вздрогнуть. Он вздохнул. Шагнул в темноту...

Долго бродил по песчаному берегу. Тёплые волны ласкали ноги. Бледный полумесяц слабо светил в небе... Вокруг тишина и спокойствие. Но совсем не так мирно сосуществовали мысли в голове. Тяжесть вины и недоумение, слабость - тревожили и заставляли сердце биться в странном учащенном ритме.

- Маркс.

Он медленно обернулся. Этот голос...

Ларэс шагнул к нему. Скользнул ладонями по бокам и сцепил их за спиной Лири. Прижался щекой к щеке:

- Ты скучал без меня?

- Да, - солгал Лири. Он сглотнул непрошеный комок в горле. – Ты... Каким образом ты оказался здесь?

Ларэс отстранился:

- Маркс, ты не ждал меня? Ты позвонил, и я решил, что...

- Ничего, - хрипло сказал Лири. – Поплаваем?

Кивнув, Ларэс торопливо разделся, будто боялся, что Маркс передумает. Тот задумчиво рассматривал его плечо. Рана зарубцевалась. Хоть с этим всё в порядке.

Они одновременно нырнули в воду. Она оказалась тёплой, но не настолько, чтобы в ней можно было долго плавать. Когда Лири вылез на берег, он весь дрожал.

- Замёрз?

Маркс кивнул.

Ларэс обнял его за плечи: – Хочешь согреться? – он спокойно смотрел в глаза Лири.

Маркс опустил голову. Он вдруг осознал, что совсем  не понимает Ларэса. Не знает, что от него можно ожидать. – Ты где остановился? - вдруг спросил он.

Ларэс пожал плечами: – Нигде. Я только приехал.

- А-а-а, - протянул  Лири и весь внутренне похолодел. – Ты хочешь пойти ко мне?

Ларэс кивнул: – Идём?

Лири глубоко вздохнул. У него не оставалось выбора.

Несколькими минутами позже Мужчина пропустил Ларэса в номер и, закрыв дверь, задумчиво прислонился к стене.

"Что теперь?"

Они находились в комнате совсем одни. Тишина гнетущая и холодная звенела в ушах.

Ларэс некоторое время напряженно смотрел на Лири: на его лицо, сомкнутые веки. Потом улыбнулся:

- Я переночую у тебя. Ты ведь не против?

Маркс медленно кивнул.

- Ну и отлично, – Ларэс быстро разделся и, улегшись на кровать, натянул на себя одеяло. – Спокойной ночи.

- Спокойной ночи, - пробормотал Лири. Он ещё несколько минут стоял в задумчивости, потом, как бы отрешившись от тяжёлых мыслей, пересек комнату и опустился в кресло. Устало опустил ресницы.

За окном накрапывал легкий дождик. Мерный неторопливый стук по стеклу действовал усыпляюще...

Лири вздрогнул. Открыл глаза. Его приветствовало раннее-раннее утро и тишина. Ларэс?! Кровать пустовала. На подушке белел сложенный вдвое прямоугольник бумаги. Поднявшись, Маркс расправил затёкшее тело. Взял листок. Повертел в руках. Ничего. Только три слова, написанные таким знакомым размашистым почерком.

"Уехал домой. Пока".

Что за бред? Маркс мотнул головой. Этого не может быть. Дурацкие шутки. Думает, что может над ним издеваться, когда заблагорассудится? Ларэс - придурок чертов, но ведь с него станется вот так исчезнуть... Лири в бешенстве сжал кулаки. Он не допустит, чтобы всё кончилось так. Проклятье, да что этот парень о себе возомнил?!

Он вызвал такси и через несколько минут очутился уже на вокзале. Много поездов, снующие повсюду люди самого разного вида и наряда, но где же Ларэс, черт его возьми, а?

Лири торопливо обошёл здание вокзала. Выскочил на перрон. Чёрт, неужели он просто так взял и уехал, и ничего не сказал ему?..

Совершенно неожиданно Ларэс оказался прямо перед ним. Лири торопливо схватил его за руку и развернул к себе лицом.

- Маркс, - юноша удивился. – Что ты здесь делаешь?

Лири старался казаться спокойным, но ему это плохо удавалось: – Тебя искал, - наконец выдавил он из себя.

- Зачем?

Маркс пожал плечами: – Поговорить нужно.

- Не сейчас, – Ларэс мотнул головой. – Мой поезд отправляется через несколько минут.

Лири рывком привлёк юношу к себе и, протащив сквозь толпу и шум, повел к машине.

- Ты это чего? – возмутился Ларэс, с недоумением посмотрев в глаза учителя. – Совсем рехнулся, да?

- Садись!

Лири втолкнул парня в машину и, несмотря на возражения, сердито крикнул водителю:

- В отель.

Донован ничего не понимал. Он наблюдал за тем, как Лири в ярости мерит комнату во всё более убыстряющемся темпе. Наконец Маркс остановился напротив него и впился в его лицо холодным взглядом.

- Что? – Ларэс попятился назад.

Лири больно схватил юношу за плечи и встряхнул. Не удовольствовавшись этим, впечатал в стену и стоял, в ярости горя глазами и сжимая кулаки.

- Прекрати, - Ларэс обвил его шею руками  и прижался всем телом. – Успокойся. Ты меня пугаешь. Ну, хочешь, ты меня больше никогда не увидишь, а?   – простонал он. – Только скажи, что именно это тебе нужно...

Лири замер. Волна злости спала... Настроение как-то вдруг изменилось. Он честно даже не пытался понять, что чувствует, но внутри вдруг стало тепло.

Мужчина убрал руки Ларэса со своей шеи и отступил назад. Повернулся спиной:

- Ты голоден?

Ларэс вздрогнул. Он чего, так извиняется или что? Быстро кивнул: – Да.

- Хорошо, – Лири направился к двери. – Идём?

- Да.

Ларэс шагнул к нему и, проходя мимо, довольно ухмыльнулся. "Сегодня", - подумал он. Сердце бешено забилось в груди. Лири не остановил бы его, если бы не чувствовал к нему ничего, ведь так? Он не сможет больше ускользнуть! Не в этот раз!!

Они пообедали в ресторане гостиницы. Говорил в основном Маркс, и ни о чём серьёзном. Он же настоял на том, чтобы выпить.

Ларэс терпеливо слушал. Понятно, что юноша ни в чём не возражал учителю. Пускай говорит, что они совсем не пара. Кто бы сомневался? Он ведь ему не в жёны набивается. "Мы реально можем жить вместе, - думал Ларэс. – Естественно, нельзя допустить, чтобы об этом стало известно тем людям, которым это знать совсем не обязательно".

- Вернёмся в номер? – предложил Ларэс.

Маркс задумчиво кивнул.

Они зашли в лифт, в молчании поднялись на свой этаж. Маркс открыл дверь и, пропустил Ларэса перед собой. О чём он думал в этот момент? Да ни о чём. Лири вдруг понял, что устал бороться с собой. Чёрт возьми, ему так хотелось, чтобы всё происходило легко и просто, но... увы, он давно уже запутался в своих мыслях и чувствах, и с трудом сообразил вдруг, что Ларэс, наверное, воспринимает его поступки, как нечто само собой разумеющееся, невольное подтверждение их связи. Но ведь это не так?!

Парень стоял рядом. Его глаза горели, как тогда...   ночью. Наклонившись, он просто и без каких-либо размышлений поцеловал Маркса и, не давая тому опомниться, принялся расстёгивать его рубашку.

- Что ты делаешь? – прохрипел Лири, перехватив руки Ларэса и отводя их от себя. Он не чувствовал себя пьяным и прекрасно соображал. – Мы же договорились...

- Но, Маркс, ты же сам этого хочешь!

- Нет, – мужчина очень старался не орать, но это у него не получилось. – Мы не можем...

- Разве?

Маркс застонав, положил ладонь на затылок Ларэса и с силой притянул его к себе: – Я не хочу... - прошептал он, с мучительным сомнением всматриваясь в глаза Ларэса. Но то, что он всё-таки не отпустил парня, сделало его слова бессмысленными. – А, проклятье...    

Они целовались... Маркс не понял, как это получилось, и пытался вспомнить, почему этого делать нельзя. Но на ум ничего не приходило. Его руки скользнули под рубашку Ларэса. Показалось очень странным чувствовать прикосновение и жар чужого, не женского тела, своим. Он застонал...

Только позже, когда они оказались полностью обнаженными, Маркс с ужасом понял, что они опасно приближаются к тому, чего он делать совсем бы не хотел.

- Ларэс...

Он беспомощно дышал, хватая ртом воздух: - Я не могу!

- Оттолкни, - посоветовал Донован. – Это ведь так легко. Он убрал руки и теперь стоял совсем близко, но не дотрагиваясь до тела своего учителя. – Что ты решишь?

Его глаза, голос притягивали, завораживали, обещали... Маркс оказался не способен на размышления. Он вновь притянул к себе Ларэса...

Маркс очнулся от полудремы. Комната, погруженная в полумрак с грозными тенями в углах, наводила на крайне беспокойные мысли. В окнах сверкали звёзды – холодные искры его совести. Рядом спал Ларэс. Уж он-то не испытывал никаких угрызений и, естественно, ни о чем не тревожился.

Что же он натворил?!

Лири сел, выпрямился и шагнул к окну. На фоне светлого квадрата прорезался черный мужской силуэт. Он дрожал в призрачном свете начинающейся зари...

Проклятье!..

Ему нравился парень, лежащий сейчас в его кровати. Его мягкие непокорные волосы, безупречные черты лица и тело... Безрассудно захотелось вновь ощутить простую человеческую близость и чувство обладания. Может это нормально?

Ларэс любит его!..

Но он ведь не может, не хочет... Ну, это нереально спать с собственным учеником. Как сказать это Ларэсу? После того, как они опять...

- Чем-то озабочен, друг мой?

Лири вздрогнул и резко повернулся. Донован стоял рядом и сонно тёр рукой глаза. Его нагота неприятно поразила Маркса.

- Ну почему с тобой всегда так трудно? – Ларэс сомкнул руки на шее Лири и задумчиво посмотрел ему в глаза. – Опять терзаешься?..

Маркс передернул плечом, обрадовавшись, что сообразил надеть халат: – Я не хотел, чтобы мы... ну, снова... понимаешь?

- Почему?

- Не знаю, - простонал Лири. – Ты же несовершеннолетний!

- Я достаточно взрослый, чтобы понимать, чего я хочу. А ты? Ты, Маркс, знаешь, чего хочешь?!

Лири опустил глаза: – Я не помню, что произошло в ту ночь. Это беспокоит меня.

- А нечего рассказывать, – беспечно пожал плечами Ларэс и склонился к губам Маркса.

На некоторое время он забылся, но потом резко оттолкнул Ларэса и, тяжело дыша, воскликнул. – Как это?!

- Ну ничего не было, и всё. Ты в тот день напился до чёртиков. Не мог же я оставить своего любимого учителя? Пришлось тащить тебя до квартиры. А домой возвращаться уже поздно на тот момент показалось, вот я и решил остаться.

- Но ты лежал в постели раздетым.   Полностью...

- Я всегда сплю голым, - перебил юноша и заулыбался, - а в тот вечер я тоже, между прочим, не в самом трезвом состоянии находился.

- Но значит... значит, сегодня мы впервые... - Лири в бешенстве посмотрел на Ларэса. - Зачем ты лгал мне всё это время?

- Но я же давно сказал правду. Ты чего, Маркс?

- Убирайся!

Ларэс помрачнел: – Ты сам вытащил меня с вокзала, помнишь? Что тебе нужно от меня? Кто я для тебя? Никто?! Пустое место, да?!! – он пулей выскочил из номера.

- Ларэс!

Лири догнал его у лифта и, почти силком вытащив из него, втолкнул назад в номер.

- Ты что, с ума сошёл? – прошипел он над самым его ухом.

- Да пошёл ты, ублюдок. Ты не смеешь так со мной обращаться, понял?.. Пусти!.. – заорал Ларэс.

Лири толкнул его на кровать и всем телом навалился сверху. Неожиданно даже для самого себя впился в губы Ларэса яростным поцелуем, заставляя того молчать.

- Что здесь происходит?!..

Лири с проклятиями оторвался от Ларэса и, поплотнее запахнув халат, с яростью развернулся к непрошеному гостю:

- Рик, дьявол тебя возьми, как ты вошёл?

- Ты забыл закрыть дверь, – высокий мужчина с серыми циничными глазами внимательно оглядел парня с головы до ног и презрительно заметил: – Не знал, что ты предпочитаешь мальчиков, Маркс.

Ларэс хмыкнул. Медленно, не слишком-то стесняясь своей наготы, он натянул брюки и встал рядом с Лири.

- Это еще кто? – беззаботно поинтересовался он, но внутренне весь сжался от боли.   "Этот ублюдок что, трогал Маркса?!.. Спал с ним?.. – холодная злость затопила Донована, он боялся, что не удержит себя в руках. Дьявол, он не знал, что у Маркса есть кто-то... Как больно!!.."

- Мой брат, – уныло сказал Маркс. – Старший.

Ларэс моргнул и только крепче обнял Маркса за плечи: – Может, ты скажешь ему, что на данный момент мы немного заняты? – он пристально посмотрел на незваного гостя.

- А может малыш пойдет домой к мамочке? – лениво протянул Рик, потом взорвался. – Маркс, ты что, совсем рехнулся? Где ты вообще его откопал? С каких пор это началось?!! – от гнева он не мог говорить.

- Заткнись.

Лири мрачно взглянул на брата. В висках стучали чугунные молоточки. Проклятье, ну почему сейчас, именно сейчас Рику соизволил появиться?!! Он чувствовал стыд и... злость. Руки Ларэса на его плечах жгли как раскалённые угли. Ужас, но... он всё ещё хотел его... Не мог справиться с собственным телом...

- Ты соображаешь, чем всё это может закончиться? – медленно, растягивая слова, спросил Рик. – Тебе это нужно? Ответь мне, братишка.

- Я не знаю... - простонал Маркс и, передёрнув плечами, отошёл к окну. – Я ничего не знаю. Я ничего не хочу, - его голос упал до шепота. – Ничего не хочу...

Одиночество. Провалы в памяти: серость, обыденность, пустота... Он боялся, что темнота поглотит его, боялся задохнуться в этом бесцветном ничто...

Ларэс! Да, симпатичный парень. Он ведь даже не знал, что малыш испытывает к нему какие-то чувства... до того утра. А потом... Потом всё было уже поздно, слишком поздно... Проклятье, Ларэс заставил его влюбиться в него. Спокойно, шаг за шагом достигая намеченной цели, он завладел его сердцем...

Тьфу, как мелодраматично!..

Может это всё же только бред?! К нему вернется разум и всё будет по старому? Лири хотелось бы думать так, но... он больше не хотел быть один! И даже не потому, что ему безумно понравилась эта ночь...

Ему нужен Ларэс! Весь, полностью, целиком с душой и телом...

Рик поймет... хотя, проклятье, Лири уже стало на него наплевать. К чёрту. Он и раньше догадывался, что парень сделает все, что захочет, но боялся признаться в этом самому себе. А Ларэс, чёрт побери, намного самостоятельнее, чем он сам.

Какая разница?..

Ему нравится Ларэс и он его любит.

Значит никаких проблем? Всё нормально?!

Лири обернулся и, спокойно посмотрев на своего брата, перевёл взгляд на юношу.

"Ларэс принадлежит мне", - вдруг подумал он.

Эта мысль ему понравилась. Очень. На сердце загорелось пламя. Ему даже стало вдруг как-то слишком жарко.

Может попросить Рика убраться из его номера? В конце концов, он его сюда не приглашал.

Лири беззаботно, по-мальчишечьи, улыбнулся и остановил взгляд на Доноване.

"Ты мне нравишься, малыш. Ты это знаешь?!.."

22 Декабрь 2006 г.

Утопизм, надежды, что достаточно свалить во-время самодержавие и буржуазия будет задушена «в зародыше».Могут возразить: эту утопию разделяли вместе с народовольцами Маркс и Энгельс. В самом как будто деле, Маркс полагал:«Если Россия будет итти по тому же пути, по которому она шла в 1861 г., то она лишится самого прекрасного случая, какой когда-либо представляла история какому-либо народу для избежания всех злоключений капиталистического строя» [«Народная Воля» в документах и воспоминаниях. 1930 г.].Итак, хотя Маркс и говорит далее, что за последние годы Россия не мало потрудилась, чтобы пойти именно по пути капиталистического развития, однако, он решает вопрос условно, видимо, находя, что еще не исключен и другой путь, не капиталистические. Более определенно Маркс высказался в своем письме к Вере Засулич от 8 марта 1881 г., опубликованном только в наше время, в 1924 г. О судьбах русской общины Маркс писал:— Произведенное мной специальное изучение этого вопроса, для которого я брал материалы из первоисточника, привело меня к убеждению, что это община является точкой опоры социального возрождения России, но для того, чтобы она могла играть эту роль, нужно было бы сперва устранить пагубные влияния, давящие ее со всех сторон, а затем обеспечить ей нормальные условия свободного развития…В свою очередь Энгельс о захвате власти народовольцами высказывался:… — Революция… может разыграться каждый день… И если когда-нибудь бланкистская фантазия перевернуть целое общество действием одного маленького заговора имела некоторое основание, так именно теперь в Петербурге, раз огонь будет приложен к пороху… Пусть только сделают брешь, которая разрушит плотину, — поток сам скоро образумит их иллюзии…Итак, совпадение взглядов Маркса и Энгельса со взглядами народовольцев Как будто полное. Несомненно, Маркс и Энгельс находили вместе с народовольцами ситуацию в России революционной. Действительно, противоречия обострились тогда до крайности: достаточно вспомнить крестьянское разорение, неудачную войну с Турцией, голод, эпидемии, общественное недовольство, репрессии. Недаром Александр II помышлял даже о конституции, хотя бы и крайне ублюдочной. Народовольцы также понимали, что задушить буржуазию в зародыше можно только в том случае, если политический переворот совпадет е социализмом. Известно, что народники «позднейшего призыва», социалисты-революционеры, тоже делали ставку на общину, требуя социализации земли; но в отличие от народовольцев-классиков" они полагали, что эта социализация, призванная укрепить общину и подорвать капитализм в России, возможна в рамках общекапиталистического развития. Идеологи мелкой буржуазии, они уже утратили веру в сокрушение крупного капитала, они хотели с ним ужиться, сохранив в его рамках мелкое товарное хозяйство. Народовольцы, приурочивая некапиталистический путь развития к социальному перевороту, были несравненно ближе к Марксу, чем их эпигоны. Но за всем тем, между Марксом и Энгельсом и сторонниками «Народной Воли» лежит целая пропасть.Народовольцы стремились разрушить капитализм, как идеологи мелких производителей, которые испытывали гнет этого капитализма в его наиболее хищных, азиатских формах, но не понимали, откуда и как капитализм развивается.Маркс и Энгельс стремились разрушить капитализм, как идеологи наемных рабочих, понявшие внутренние причины и все сложнейшие противоречия