Знакомства с казачками

Раз Казачка , два казачка!    Казачёк !

Кто то сверху, может снизу? всем молчок

Разгулялся он!    Но здесь по-кой!

Да когда то Дон кудрявый был лихой!

Вот и в танце шпага есть!

Но Донцу по сердцу только Честь!

Золотятся здесь поля! Хлеба

А в лесах по прежнему Яга?

Превращается в красу о-на!

Так затянет не узришь и дна

Но по прежнему ! Всегда покой

Тихий Дон! Всех радуг! Атаман с Рекой!

Нет красивее Казачек

Так Казак!   говорит!

И на коне она скачет

Нужно и в поле родит

Трудится  так!   Эротично

Каждый цветочек!   Ей рад

Да и всегда!   Симпатична!

Взглянет и сказочный сад!

А когда наступит выходной

Пляшет так ! Уйдёт покой!

На Дону! Огромный каравай

Не грусти! Покушать! Приезжай!

И конечно выпьешь! Запивай!!!

С Казачками песню! Запевай!

*************************

P S    Скачет Казак без подков

Пишет всегда без СТИХОВ?

Скажет!    Не он говорит

АНГЕЛ с НЕБА!    Творит!

Казачья( ве-сёлая) ! Станичная*

Предисловие к

<Казачий Дух >  и 4 главе 3 книги

*Стан

(подлежит коррекции)

На ангелочка. -Ондрейка...- тихо сказал мальчик, глядя в пол. -А тебя? - Аркадий Семенович с улыбкой посмотрел на второго мальчишку. -Федором кличут! - звонко отчеканил черноволосый малый, похожий на цыганенка. -Вот что, мальцы... Я беру вас в дом казачками. Одежда у вас будет красивая, еда сладкая. Дежурить будете по очереди. А пока, ты, Федор...- барин показал на "цыганенка", - одевайсяь. Васен отведет тебя в дом и расскажет, что надо делать, и как. А ты, Андрейка, останься... Васен увел Федьку. Барин снял халат и подозвал Андрейку. Погладил его по голове, прошелся пальчиками по плечам, стал поглаживать сосочки. От поглаживания, сосочки Андрейки напряглись и встали. Мальчик хихикнул и поежился. -Лоскотно... прошептал он. -Ничего, Андрейка, потом приятно будет... - ласково сказал Аркадий Семенович. Он погладил пацана между ног и ощутил затвердевший стручок. У писателя взыграло и вздыбилось копье. Он взял правую руку мальца и положил на свой член. Малый вздрогнул и отдернул руку. Барин настойчиво вернул его ладошку на место. -Ты, Андрюша, поиграй с ним, поиграй. Погладь его, язычком полизай... Будешь хорошо играть, я тебя любить буду. А станешь противиться, велю на конюшню отправить, на станок! Мальчик в ужасе зажмурился. Вся деревня знала о страшном станке, и желающих попасть на него не было. Андрейка открыл глаза и увидел, что барин улыбается. Он облегченно вздохнул и склонился к барскому копью. Неумело провел язычком по красной головке, затем облизал ее по кругу. Барин с шумом втянул воздух. -Еще, маленький, еще... И ручкой обхвати его, и шкурку поддергивай, только не быстро... Вот так, вот так, хорошо... О-о! Барин обхватил своей рукой Андрейкину ладонь, в которой был зажат член. Он задергалось, и из красной головки стала выходить белесая струйка. -Вылизывай, вылизывай, Андрейка! - прохрипел барин. Испуганный малец принялся усердно слизывать белесую жидкость, пряную и солоноватую на вкус. Наконец, жидкость иссякла. Копье сдулось, превратившись в сморщенный отросток. Андрейка

Шовинизмом, овладевшим одинаково и европейским общественным мнением, вы поддерживали атмосферу, в которой нельзя было и думать о скором прекращении войны. Благодаря этому был пропущен для ее ликвидации и первый момент революции, когда попытка эта была так естественна. Но на это не хватило у нашего общественного мнения самостоятельности, а сколь многое можно было бы тогда предотвратить, сразу поставив вопрос о мире. Писатель. Теперь, когда война не удалась, легко находить виноватых. Дипломат. Но все-таки дайте же мне поставить свой вопрос до конца. Я отнюдь не предполагаю тратить порох для защиты пацифизма: ясно, что надо защищаться, если кто-либо нападает, валять же Ивана-дурака я вовсе не желаю. Пойду и дальше: если государственный разум и народный интерес велит что-либо заработать от этой войны, надо взять, что плохо лежит, без всякого там прикрытия «историческими задачами». На войне все волки, и нечего прикидываться овечками. Для нас таким лакомым куском всегда был Босфор, а одно время, казалось, и Галиция. Иные же — и из вашего лагеря — мечтали и о большем, именно, чтобы заключить мир непременно в Берлине и Вене, пройдя через всю вражескую страну с доблестными казачками. Стыдно и горько даже вспоминать теперь об этом, все-таки кое-чему мы научились и прозрели за время испытаний. Ну так вот: это все—волчьи чувства. Левиафан—так Левиафан. Вот как немцы теперь проглатывают кусок за куском русскую территорию и все не могут остановиться. Но вы эту железную цепь всю розами обвили, да еще и крест над ней водрузили, кощунственно и лицемерно. Ведь это же напоминает, как теперь не просто отбирают имущество, а реквизируют во славу веры социалистической, которую иные исповедуют ведь и за совесть, а не из-за одной корысти или хищничества. Писатель. Нисколько не боюсь ни ваших сантиментальностей, ни ваших сравнений, внешне можно сопоставлять великую историческую задачу и жалкую бредовую идею. Вся русская история говорит нам, что «Константинополь должен быть наш». А история