Знакомства в уральске

Тысячи обмороженных и голодных казаков. К этому времени поход утратил какую-либо цель, так как и на юге России белое движение потерпело поражение.Отряд в 214 человек (несколько генералов, офицеры, казаки, гражданские лица (члены семей), во главе с атаманом В. С. Толстовым ушли 4 апреля 1920 года в эмиграцию в Персию, а Уральская армия прекратила своё существование, а Уральское казачье войско было ликвидированоПоход из форта Александровского в Персию был подробно описан в книге В. С. Толстова «От красных лап в неизвестную даль» (Поход уральцев), впервые изданную в 1921 году в г. Константинополе. Книга переиздана в 2007 году в г. Уральске, в серии «Уральская библиотека» издательством «Оптима»[12].В 1930-х годах многие из оставшихся на родине, либо вернувшихся казаков подверглись большевистским репрессиям. В отличие от Донского, Кубанского или Терского войск, части которых Сталин перед самой войной восстановил, Уральское войско восстановлено не было и ушло в историю навсегда.Современность[править]24 февраля 1990 года в Уральске состоялся казачий круг, делегатам которого 30 марта удалось зарегистрировать «Уральское городское казачье историко-культурное общество». Первым руководителем обновлённого уральского казачества был избран Ю. Баев. Уже в июне 1990 г. на первый организационный круг Союза казаков, про­ходивший в Москве, делегация уральцев привезла с собой обращение к народным депутатам с прось­бой о воссоединении части Уральской области с Россией. Одной из первых общественных акций казаков в г. Уральске было празднование 13-15 сентября 1991 г. 400-летия служения уральских казаков российскому государству, проведенное при поддержке Союза казаков России[13]. Власти независимого Казахстана препятствовали возрождению уральского казачества. Однако 27 января 1996 года было заявлено о возрождении Уральского казачьего войска, атаманом которого стал С. Иртикеев[14]. Ячейкой современного уральского казачества может выступать хутор (община из 4-50 человек), который собирается по главным праздникам (Михайлов день, Масленица, Пасха) в арендуемых помещениях Домов Культуры. Также общины проводят поминальные мероприятия вокруг поклонных крестов, установленных в местах захоронения казаков. Во время собраний исполняются казачьи песни, проводятся молебны и состязания. Члены хутора называются станичниками, а глава - атаманом[15]. C 2004 года в посёлке Соболево (Первомайский район (Оренбургская область)) проводятся ежегодные июльские сборы уральских казаков. Современная казачья пресса уральцев: газета "Казачий вестник" и журнал "Уральские войсковые ведомости".Ссыльные уральские казаки[править]Наиболее полно культура, обрядность и говор уральских казаков сохранились не на их

Нашей литературе нет ни одного исторического романа, на который было бы затрачено столько подготовительного научного труда, как на «Капитанскую дочку». Не только Загоскин и Лажечников, не особенно заботившиеся об изучении эпохи, исторических деятелей и событий, которые они воспроизводили в беллетристической форме, но и граф Л. Н. Толстой, граф А. Толстой и граф Салиас не затрачивали для своих исторических романов и малой доли тех усилий, которые были употреблены Пушкиным для того, чтобы изучить пугачевский бунт и вызвавшие его бытовые условия.Пушкин работал в столичных и провинциальных архивах и извлек оттуда немало ценного материала для своей «Истории Пугачевского бунта» и для «Капитанской дочки». Правда, многое из имевшихся там сокровищ ему осталось неизвестным, но не он был виноват в том, а те преграды, которые ставились ему тогдашнею мелочно подозрительною администрацией. Пушкин собрал и приложил к своей «Истории» целый ряд ценных «сказаний» современников, между которыми на первом плане должна быть поставлена летопись об Оренбургской осаде Рычкова, составляющая доселе один из самых главных и достоверных памятников по истории пугачевщины. Не ограничиваясь изучением письменных источников, Пушкин посетил тот край, где свирепствовал мятеж, побывал в Казани, в Симбирске, в Оренбурге, в Уральске, объехал с Далем линию оренбургских крепостей; посетил на Троицкой мельнице (близ Казани) купца Крупенникова, который был в плен у у Пугачева, расспрашивал в Уральске атамана и казаков о преданиях, сохранившихся про Пугачева; виделся и говорил с казаком Дмитрием Пьяновым, у которого Пугачев был посаженным отцом, виделся и говорил со многими другими старыми уральскими казаками, по большей части раскольниками, хорошо помнившими пугачевский погром; много любопытных известий получил от К. Ф. Фукса, профессора медицины в Казанском университете, — словом, сделал все, что мог сделать, для того, чтобы составить себе наглядное представление о пугачевском бунте и найти живых свидетелей его. Пушкин не любил распространяться о своих занятиях, но вот что он писал из Уральска жене о встрече с одною старою казачкой, от которой он узнал по-видимому, много интересного о своем «оброчном мужичке Пугачеве». «В деревне Берде, где Пугачев простоял 6 месяцев, я имел une bonne fortune — нашел 75-летнюю казачку, которая помнит это время, как мы с тобой помним 1830 год. Я от нее не отставал, виноват, и про тебя не подумал». Рассказы очевидцев, личное знакомство с тем краем, где разыгрался пугачевский бунт, имели для Пушкина большое значение. Они дали ему возможность живо представить себе те события, которые он хотел описать и как бы сделал его самого современником пугачевского погрома. Они же указали ему тот совершенно верный тон, каким он описал пугачевщину, и это все сказалось как на «Истории Пугачевского бунта», так и на «Капитанской дочке».Одни и те же события Пушкин воспроизвел с двоякой точки зрения: с точки зрения историка и с точки зрения художника, но он ни разу не перемешал этих точек зрения. Он не впал в ту

Родившей ребенка вне брака, одна из любимых у Шевченко. Но и «аллегорическое» толкование представляется убедительным, а ксенофобское отторжение москалей как людей чужих встречается и в переписке Шевченко. В особенности в самых ранних из сохранившихся петербургских писем Шевченко. Из Петербурга он будет просить брата Никиту писать ему «не по-московському, а по-нашому, Бо москал1 чуж1 люди, Тяжко з ними жити; Немае з ким поплакати, Н поговорити». «Московщина» (то есть Россия, Ве-ликороссия, включая и Петербург) для Шевченко — чужбина, где живут люди чужие, а потому малоприятные. А до того — Московщина, Кругом чуж1 люде. Насмшться на псалом той, _ 23 См., напр.: Чижевський Д. Iсторiя 102 украТнськоТ л1тератури: В1д початк1в до доби _ реал1зму. Тернотль, 1994. С. 412-413. Що виллю сльозами; Насмшться... Тяжко, батьку, Жити з ворогами! В дневнике, который Шевченко вел около года (с июня 1857 по июль 1858), найдем весьма нелестные характеристики, которые он дает различным слоям русского общества. Больше всего ему, разумеется, не нравятся офицеры и вообще военные, что понятно. Шевченко, поэт и художник, к военной службе не приспособленный, 10 лет был вынужден провести в армии николаевской России. Отсюда и его оценка русских военных: «Отвратительное сословие». Но достается и русским купцам, а самыми неприятными из русских показались ему раскольники-староверы. О последних он пишет с нескрываемым презрением. Уральские казаки-староверы для него «хуже всяких язычников». «В Уральске постоянно набит острог беглыми солдатами, — продолжает Шевченко, — их мнимыми пресвитерами. И несмотря на явные улики, они благоговеют перед этими разбойниками и бродягами. И это не простые, а почетные, чиновные казачки». Русским/москалям чуждо все,