Гей порно якут

Порно рассказы: якут - секс истории без цензуры Лучшие истории про секс на тему якут, всего в нашей базе 6 результатов, возбуждающие ваше воображение порно рассказы, собраны в одном месте, для удобства выбора и чтения. Эротические и порно истории про секс в жанре якут содержат в себе реальный или вымышленный рассказ о сексуальных приключениях главного героя, в различных эротических ситуациях с чувственным сексом, любовными романами как вымышленными так и описанными по реальным событиям. Мы собрали самые извращенные сюжеты порно историй в жанре якут, самые развратные сцены без цензуры! Выбирай понравившийся рассказ про сексуальные и порно приключения, наслаждайся эротической фантазией авторов. По совместительству Я слышу, как на улице прекращается дождь, начавшийся часа два назад и с тех пор то затихавший, то заряжавший с новой силой, барабаня по крыше веранды — этого из комнаты мне правда не слышно, — слышу, как за окном, разместившись где-то в глубине пышных кустов, потихоньку начинают щебетать птички,... Фэйри Тэйли Dont hate the player - hate the game!Booker T.Вместо вступления.В данном произведении необходимо сделать вступление, так как ты, читатель, можешь не понять о чем оно, и для чего, и кто здесь кто. Во-первых, хочу сразу же сказать, что это не я придумал все это. Этот рассказ составлен по обрывкам... Мой брат не такой, как другие Дело было к вечеру, я пошёл гулять по городу. Я был одинок и никому не нужен. Встречался с девчонками, но безнадежно. Утром этого дня меня как раз бросила девчонка. Она сказала, что я толстый и некрасивый. Да, я нехудой, я полноватый парень небольшого роста, 166 см. Из-за моей природы у меня... Сайт Я долго рыскал по сайтам знакомств пока нашел нужную анкету, мне показалось любопытной девушка азиатка с ником Арю — Ли. Рост около 160, грудь 4 размера, я написал ей и назначил встречу в кафе.В кафе, я встретил её я удивился тому что все описанное правда, настоящее красивое азиатское лицо,... Диверсант (часть вторая) Служба в части шла своим чередом. Ежедневные занятия по теории оружия, его применения в разных ситуациях, иногда прыгали с парашютом. Выпадали дни, когда не спешили выполнять приказы, их просто не было. Однажды вечером незадолго до вечерней поверки нескольких

Из четверых обитателей камеры выделялись двое: невысокий жилистый пацан по кличке Якут и крепкий широкоплечий с мощным торсом парень, которого все звали Прохор.

Ближе к вечеру в камеру привели Сашу. Невысокого роста, стройный, чуть в теле, Саша сразу обратил на себя внимание зеков. На нём были розовые спортивные брючки, туго обтягивающие округлые ягодицы, красная маечка, белые носочки и тапочки. То, что Саша гей, все поняли сразу.

Сашка и не скрывал этого, но так как в тюрьме он оказался впервые, ему необходимо было пройти прописку и игры. Узнав, в чём заключается прописка, Сашка попытался отказаться от неё, пообещав подарить всем свою любовь, но парни были непреклонны. Тогда Саша стал упрашивать Прохора провести только морковку. Без жестоких игр. Парни снова ответили отказом. В отчаянии Сашка пообещал сделать из прописки целый эротический спектакль и повторять его каждую субботу. Посовещавшись, пацаны согласились.

После долгих рассуждений они сошлись на том, что Сашке отсыпят сорок морковок - тридцать холодных и десять горячих. Поровну на каждого обитателя камеры. Перед каждым подходом Саша пообещал целовать пацанам руки и морковку, а после каждого десятка делать очередному палачу самый сладкий минет в жизни. Саша честно сказал, что очень боится боли, поэтому во время экзекуции его необходимо крепко привязать к чему-нибудь и заткнуть рот, иначе он не выдержит...

Ухмыляясь, парни начали готовиться. Из-под стола они достали длинную лавку и поставили её посередине камеры, затем приготовили полотенца для связывания, одну из старых тряпок приспособили для кляпа, после чего стали вить морковку. Вили они её втроём: два пацана закручивали с концов, а один держал посередине. Полотенце было больше стандартного размера, и морковка получилась грозная.

Неуверенными движениями Саша спустил с себя розовые штанишки и остался в высоких белых носочках, больше похожих на гольфы, узеньких трусиках и длинной красной маечке, доходившей ему до середины бёдер. Затем, грациозно нагнувшись, он стянул с аппетитных ягодиц трусики и положил их вместе с брючками на указанную пацанами шконку. Волос ни на руках, ни на ногах у Сашки не было. Пухлые алые губки дрожали от страха, синие глаза молили о снисхождении. Но пора было начинать...

Первый пацан взял морковку и подошёл к лавке. Сашка медленно приблизился к нему, встал на колени и стал нежно целовать морковку и руки пацана. Подняв глаза, он тихо произнёс:

- Прошу высечь меня, как следует, чтобы научился я уму-разуму, чтобы слушал старших, чтобы был покорным да ласковым.

Услышав это, парни дружно заржали - им это начинало нравиться.

Неуклюже, по-бабьи, Саша лёг на скамью. Один из парней крепко перетянул полотенцем его запястья, другой, сильно потянув Сашу за лодыжки, прочно привязал к скамье его ноги. Маечку Саше задрали до пояса, полностью обнажив его ягодицы, и перетянули полотенцем и спину. Открыв рот, Сашка принял в него кляп.

- Держись, - сказал первый пацан и, широко взмахнув морковкой, с силой опустил её на белоснежную попку.

Саша замычал, ноги его судорожно задёргались на скамье, пышный зад со вспыхнувшей красной полосой завилял из стороны в сторону, силясь спрятаться от обжигающей боли.

- Раз, - начал отсчёт один из пацанов.

- Два, - следующий удар пришёлся чуть ниже первого, и Саша замычал ещё громче, ягодицы его судорожно сжались от нестерпимого жжения.

- Три, четыре...

Наконец, послышалось "пять", и палач не спеша перешёл на другую сторону.

После десяти горячих Сашка громко рыдал, и, чтобы этого не услышала охрана, ему дали отдохнуть несколько минут перед тем, как развязать и вытащить кляп. Встав на колени, Сашенька стал осыпать поцелуями морковку и руку палача, затем поднял заплаканные глаза и произнёс:

- Спасибо за науку, всё запомнил, ума прибавилось, всё пошло впрок...

Высвободив член пацана, он принялся старательно облизывать этот агрегат, затем взял его в рот и начал сосать. Вскоре пацан сладострастно кончил. Сашка покорно сглотнул всё, после чего тщательно облизал член и яйца своего палача и снова благодарно поцеловал ему руку.

Следующий десяток сыпал высокий худой парень, севший за хулиганку. Попа у Саши была уже ярко-красного цвета. И снова всё повторилось: унизительные слова благодарности, целование рук, вылизывание яиц и восхитительный минет.

Настала очередь Якута. Тщательно подкрутив и вытянув морковку, Якут приготовился пороть свою жертву. Сашу вновь растянули на скамье и крепко зажали ему голову: все знали, как порет Якут. Сделав первый сильный удар, Якут вдруг резко, с оттягом, стегнул вдругорядь. Сашка задёргался от страшного жжения, слёзы брызнули из его глаз. Пацаны загоготали. Якут пороть не торопился, растягивал своё удовольствие. Следующие два удара были нанесены им точно концом морковки - такой удар гораздо больнее. Затем, зайдя с головы, Якут крепко, с большой оттяжкой стегнул Сашку сначала по левой, а затем по правой ягодице. Подождав с полминуты, Якут зашёл сбоку и хлестнул свою жертву чуть наискось по трепетавшему заду. Сашка надрывно скулил - такую порку мог выдержать не каждый...

После тридцатого удара ему уже помогали подняться.

- Да ты посиди, передохни, - ласково сказал Прохор.

Пацаны засмеялись, прекрасно понимая, что сесть после такой порки невозможно.

Саша стоял перед Якутом на коленях, одной рукой придерживая обсасываемый член, а другой обмахивая истерзанную попку, тщетно пытаясь остудить таким образом свои пылающие ягодицы. Коснуться их было просто невозможно.

Наконец, морковку взял Прохор. Тридцать холодных поставили - оставалось десять горячих. Полностью намочив водой полотенце, Прохор велел пацанам как можно сильнее закрутить его концы. Сашенька с ужасом смотрел на все эти приготовления, отчётливо понимая, что предыдущие удары были просто цветочками. Сашка подполз на коленях к Прохору и стал страстно целовать туго скрученное полотенце и руки палача, сквозь слёзы прося пороть его не жалея, стараясь таким унижением хоть немного ослабить последнюю, самую болезненную часть своей прописки...

Трудно даже вообразить, что пережил Сашка за время нанесения этих десяти горячих! Вспухшие его ягодицы сжимались уже непрерывно, а звуки, вырывающиеся из-под кляпа, напоминали поросячий визг. Сашке казалось, что с каждым ударом на его попку плещут кипятком, а последний, самый сильный удар заставил его судорожно вилять задом ещё несколько минут уже после окончания экзекуции.

Но всё когда-нибудь заканчивается. Сашу стали развязывать. Ему позволили полежать на лавке какое-то время - подняться сам он уже не мог. Его пышные ягодицы были пунцового цвета и непрерывно сжимались, слёзы ручьями стекали по пухлым щекам. Он тихонечко поскуливал от боли. Наконец, Сашку подняли, подвели к шконке и положили грудью на нары. Один из зеков сразу сел ему на шею и придавил его голову к шконке. Пышущая жаром задница притягивала взор каждого из находящихся в камере.

Неспешно смазав вазелином большой толстый член, Прохор подошёл к шконке, приставил свой агрегат к иссечённому заду и начал сильно, мощно, жестоко трахать Сашкину задницу под трогательные стоны жертвы. Боль Саше причиняла не любовь, а резкие удары бёдер по нещадно отпоротой попе.

Вскоре Прохор обильно кончил, после чего медленно вытащил член из Сашки и звонко шлёпнул свою жертву по натруженному заду, вызвав тем самым у лежащего очередной стон. Затем Сашка медленно опустился на колени и сквозь слёзы снова стал благодарить пацанов за заботу, за тёплый и радушный приём, за наставления старших товарищей, обещая утром всех отблагодарить. Пацаны, довольные результатом, разошлись по своим шконкам.

Всю ночь Сашка лежал на животе, иногда всхлипывая во сне и нежно поглаживая свои распухшие ягодицы. Надеть на них узкие трусики было невозможно...

В таком "спектакле" Сашеньке предстояло играть каждую субботу...

Ружьё, и выстрелил в сторону кричавшего. Заряд попал в одно из деревьев, но я сделал, что было нужно: подал сигнал — держись, помощь идёт! Широкие лыжи утопали в свежих, быстро растущих сугробах, но я торопился, как мог, выбиваясь из последних сил. Наконец, когда до дому было уже рукой подать, я неожиданно заметил совсем рядом, метрах в пяти справа от себя, тёмный силуэт, прижавшийся к голому стволу старого умершего дерева. Я направил в сторону силуэта имевшийся у меня мощный фонарь, зажёг свет, и в этот момент человек снова закричал. Мне потребовалось огромное усилие воли, чтобы не ответить тем же. Лицо неизвестного было чудовищно перекошено, словно на картине какого-то экспрессиониста, а взгляд настолько безумен, что я далеко не сразу опознал в нём узкоглазого якута. Он кричал, вытаращившись на мой фонарь и медленно сползая в сугроб по стволу, к которому прислонился спиной: видимо, ноги отказывались ему дальше подчиняться. Я выключил фонарь, подбежал к несчастному якуту и, понимая, что только что ослепил его ярким светом, начал, как мог, успокаивать. Через полминуты якут, видимо, понял, что перед ним человек, желающий ему добра, и судорожно схватился за мою руку.─ Давай, давай, вставай! — ободряюще говорил я ему. — Пойдём, пойдём, здесь недалеко!Якут срывающимся голосом выкрикнул несколько слов на родном языке. Мне якутский язык был незнаком, но я ободряющим тоном по-русски выразил своё согласие и снова велел подниматься и идти за мной. У якута не было лыж, что меня немного удивило, но я подумал об этом мимоходом, потому что было не до того. Бедняга еле брёл, плача, поминутно падая в сугроб, и с каким-то отчаянием хватался за мою руку. «Если бы я не подоспел, он ведь и до утра бы не дожил» — подумалось мне. Кое-как мы добрались до избушки. И вдруг, на подходе к двери случилось то, чего я никак не ожидал: якут внезапно снова завопил, отцепился от меня и сел в сугроб, отчаянно размахивая руками.─ Ну, что ты? Что случилось? — спрашивал я его. — Хватит кричать, пришли ведь уже. Что тебе…Тут я, наконец, понял, что якут пытается отодвинуться от двери и при этом указать на неё рукой. Я повернул голову и почувствовал, как волосы у меня под шапкой встают дыбом. Дверь на уровне полуметра от порога была изрезана глубокими царапинами от страшных когтей. Пока я преследовал Зверя в лесу, он наведался ко мне домой. Якут безостановочно бормотал что-то по-своему. Я подошёл к двери и наклонился. Царапины не были сквозными. Зверь просто оставил мне послание: я здесь, я про тебя не забыл. Я быстро открыл дверь, включил в доме свет и потащил внутрь сопротивляющегося и ноющего якута. Оказавшись в помещении, тот быстро пополз на четвереньках в дальний конец комнаты, где стояла кровать, и уселся на пол около неё. Я забросил внутрь лыжи, запер дверь на засов и принялся растапливать печь. На это ушли последние оставшиеся в доме дрова, нужно было идти во двор за новыми. Увидев, что я снова открываю засов, успокоившийся было якут тихонько завыл от страха и замотал головой, умоляюще глядя на меня.─ Сейчас я приду, — как можно более уверенно и спокойно

Было подумать о возвращении. Я был благодарен этому неведомому якуту, с его наивными рассказами о двух братьях и еще более наивными политическими взглядами. Не так же ли наивна вся народная мудрость? И все-таки я чувствовал, что от этого разговора что-то у меня повернулось в душе. Любить этот народ — не в этом ли наша задача? А я в это время чувствовал к нему именно любовь.Когда мы спустились с утеса, он долго тряс мою руку, дружелюбно заглядывая мне в глаза. Я тоже искренно пожимал его руку, чувствуя, что этот разговор, в свою очередь, дал мне очень много. Наконец мы расстались, и его темная фигура потонула в приамгинских лугах, а я со своею пилой пошел луговыми дорогами, и передо мной, на фоне всходившей луны, уже заливавшей ту сторону, рисовалась темным силуэтом колокольня амгинской церкви.Якутская поэзия. — На «ысехе»Я уже пытался дать читателю первые свои впечатления об якутской песне. Это нечто примитивное и крайне немелодичное. Но своя поэзия есть и у якутов. Один знакомый рассказывал мне, что однажды в сумерки он ехал с знакомым якутом по лесной дороге. По обыкновению, якут пел, и его песня сливалась с шумом тайги. Песня была рифмованная. Знакомый мой вслушивался и стал разбирать слова. Якут пел:Бу ордук тит масс турде,Бу ордук мин ат барде…то есть:Вот так стояла лиственница,А вот так бежала моя лошадь…Мой знакомый стал вслушиваться далее, и понемногу песня стала его захватывать. Якут пел о том, что еще версты три… будет в лесу озерко. А там появятся среди темного леса огни его юрты. Его встретит жена, которую он очень любит, и дети… И все это он пел, почти истерически захлебываясь. Тут не было песни в нашем смысле, не было мелодии. Но тут было нечто, до такой степени сливавшееся с настроением минуты, с этим протяжным шумом тайги, с мечтательными сумерками, что моего знакомого захватила эта песня…Однажды мы позвали

Бобыля». Эти приключения можно петь бесконечно. Замечательно, что приключения этого эрейдаха крайне разнообразны. Порой он попадает в места, которые певец описывает очень подробно. Описывается, например, покос. Тут есть, между прочим, описание всех кочек разных форм: кочки с круглыми головами, кочки с головами остроконечными, и для каждой формы есть особое существительное. Между прочим, меня поразило также упоминание в этой песне яблок, апельсин и тому подобных фруктов, о которых якуты, по-видимому, не должны иметь понятия. Объясняется это тем, что якутский эпос привезен в эти холодные страны с юга, и песенники сохранили не только слова, но и самые понятия, тщательно оберегая их от забвения.Однажды собралась компания молодежи на так называемый «ысех». Это весенний праздник, когда освящается с разными древними обрядами весенний кумыс. Для этого якуты строят чумы — тунгусские шалаши, в память о том, что они жили одно время в таких чумах.Мы отправились с толпой молодежи. К берегу Амги подходило и подъезжало много якутов и якуток. Когда мы подъехали к перевозу, то какой-то пьяненький якут, возвращавшийся с тройкой лошадей (по-видимому, он отвозил за реку какое-то начальство), стал горячо протестовать против того, что «нюче» (русские) тоже собираются присутствовать на «ысехе». Он находил это неприличным нарушением старых обычаев. Остальные ничего против этого нашего участия не имели и стали его удерживать. Но пьяненький якут до такой степени разгорячился, что стал засучивать рукава, намереваясь, очевидно, вступить с нами в драку. Тогда его просто вывели из лодки с его лошадьми, и лодка отчалила без него. Тогда он стал кричать с берега, что его, сахалы (якута), высадили, а «нюче» взяли, что он все-таки пройдет на другую сторону, хотя бы ему пришлось утонуть, и он стал входить в воду.— Вот я уже вошел по колени, — кричал он, — вот я вошел по пояс. Якут утонет и не попадет на «ысех», а русские попадут. Он расскажет об этом всему своему