Гагарин знакомства

В прошлом. А вот испытуемый, чьи показатели оказались самыми высокими, ответил с открытой мальчишеской улыбкой:— О чем я думал? О будущем, товарищ Главный!Королев посмотрел в яркие, блестящие глаза, даже на самом дне не замутненные отстоем пережитого страшного одиночества.— Черт возьми, товарищ Гагарин, вашему будущему можно только позавидовать!«Да и моему тоже», — подумал Главный конструктор, вдруг уверившийся, что первым полетит этот ладный, радостный человек...Читателю известно, что Главный не ошибся. Королев безмерно гордился подвигом Гагарина и радовался его успеху куда больше, чем собственному. Удивленный ликованием обычно сдержанного и немногословного Королева, один из его друзей и соратников спросил как-то раз:— Сергей Палыч, неужели ты считаешь, что другие космонавты справились бы с заданием хуже, чем Гагарин?— Ничуть! — горячо откликнулся Королев. — Придет время, и каждый из них превзойдет Гагарина. Но никто после полета так не улыбнется человечеству и Вселенной, как Юра Гагарин. А это очень важно, куда важнее, чем мы можем себе представить...О ЧЕМ ДУМАЛ ГЕРОЙПосле своего исторического полета Юрий Гагарин стал нарасхват. Его хотели видеть все страны и все народы, короли и президенты, люди военных и штатских профессий, самые прославленные и самые безвестные. И Гагарин охотно встречался со всеми желающими, не пренебрегая даже королями, — разве человек виноват, что родился королем? Но охотнее всего шел он к курсантам летных училищ, как бы возвращался в собственную юность, в ее лучшую, золотую пору.Как-то раз, когда официальная встреча уже закончилась и дружеский разговор перекочевал из торжественного зала в чахлый садик на задах летной школы, один из курсантов спросил, заикаясь от волнения:— Товарищ майор... этого... о чем вы думали... тогда?..— Когда «тогда»? — спросил с улыбкой Гагарин и по тому, как дружно грохнули окружающие, понял, что задавшему вопрос курсанту в привычку вызывать смех.Когда-то так же смеялись каждому слову Юры Дергунова — в ожидании шутки, остроумной выходки, розыгрыша, но тут было иное — смех относился к сути курсанта. Гагарин пригляделся к нему внимательней: большое незагорелое лицо, вислый нос, напряженные и какие-то беспомощные глаза, толстые ноги иксом. Да, не Аполлон. И не Цицерон к тому же — вон никак не соберет слова во фразу.— Ну, в общем... я чего хотел спросить... когда вы по дорожке шли?Курсанты снова грохнули,

Но Гагарин остался подчеркнуто серьезен, и смех сразу погас.— Вы имеете в виду Внуковский аэродром? Рапорт правительству?— Во... во!.. — обрадовался курсант, достал из кармана мятый носовой платочек с девичьей каемкой и вытер вспотевший лоб.Теперь уже все были серьезны, и не по добровольному принуждению, а потому, что наивный вопрос курсанта затронул что-то важное в молодых душах. Гагарин шел через аэродром на глазах всего мира, и это было для них кульминацией жизни героя, сказочным триумфом, так редко, увы, выпадающим на долю смертного. О чем же думал герой в это высшее мгновение своей жизни?..И Гагарин с обычной чуткостью уловил настроение окружающих, значительность их ожидания. Конечно же, ребята. мечтают о подвигах, о невероятных полетах, о славе и ждут чего-то высокого и одухотворенного. Герой должен был думать о планетарном, вселенском, вечном. Они хотят получить сейчас и Небо, и Звезды, и Человечество, и Эпоху, и все Высшие ценности...Но Гагарин молчал, и пауза угрожающе затянулась. Он был сейчас очень далеко отсюда, от этого чахлого садика, теплого вечера, юношеских доверчивых лиц, в другом времени и пространстве....В тот раз в одиночке сурдокамеры держали не так уж долго, но он чувствовал себя на редкость плохо: болела и кружилась голова, мутило, тело казалось чужим, а ноги ватными. Может, что-то там испортилось, нарушилась подача воздуха?.. Но Королев спрашивает испытуемых о самочувствии, и все, как один, молодцевато отвечают:«Отлично!» — «К выполнению задания готовы?» — «Так точно!» Неужели одному ему так не повезло? «Как самочувствие, товарищ Гагарин?» — «Отличное... — Нет, он не может врать Королеву и без запинки добавляет: — Хотя и не очень». — «К выполнению задания готовы?» — «Сделаю, что могу, но лучше бы в другой раз». И в результате — высшая оценка. То было, оказывается, испытание на честность. Им специально создали тяжелые условия в камерах. Но ведь нельзя считать, что ты сдал испытания на честность раз и навсегда. Всю жизнь человек сдает эти испытания и в большом и в малом. Да и есть ли что малое в державе нравственности?— Видишь ли, дружок, — сказал Гагарин носатому курсанту, — у меня тогда развязался шнурок на ботинке. И я об одном думал, как бы на него не наступить. Не то, представляешь,

В городе и менять профессию не собирается, а официантки в деревне не нужны.Если исключить полковника Серегина, то она была последним человеком, видевшим Юрия Гагарина и разговаривавшим с ним, и, надо полагать, некоторые сведения Ивана Николаевича почерпнуты у Насти....Гагарин и Серегин в летных комбинезонах шли вразвалочку к самолету, когда их окликнул запыхавшийся голос. Девушка-официантка в белом фартучке и крахмальной наколке, напоминающей маленькую корону, подбежала к ним, держа в руке голубой билетик.— Юрий Алексеевич, вы талон на обед забыли!Было ясное, очень синее мартовское утро, но чистый воздух нес в себе студь нерастаявшего снега, и вороны, оравшие над мохнатыми кулями гнезд, проклинали себя за то, что слишком поспешили к северу из своей теплыни.— Простудитесь, разве так можно? — укорил девушку Гагарин.— Да что вы, Юрий Алексеевич, какие пустяки! А талон-то ведь именной!.. — радостно и серьезно сказала Настя.Гагарин взял голубой билетик, на котором было написано: «Гагарин Ю. А.». Он понимал, что девушке этот клочок бумаги казался чуть ли не секретным документом.— Предусмотрительно! — улыбнулся Гагарин. — А то, не ровен час, диверсант какой к нашему котлу подберется.Девушка засмеялась. Гагарин с удовольствием смотрел на ее доверчивое лицо, живые глаза и добрый, веселый рот.— Ну, а обед-то хоть стоящий? Беляши будут?— Я скажу шеф-повару. Для вас все сделает!— Ну, тогда мы по-быстрому обернемся. Только уговор — двойная порция!— А вы осилите?— Спросите моего тестя, какой я едок. Он повар в отставке и величайший специалист по беляшам.— Будет сделано, товарищ полковник!Гагарин нагнал чуть ушедшего вперед Серегина, и девушка услышала, как тот сказал:— Еще одна нечаянная победа?И почему-то ей стало грустно. Она стояла на краю аэродромного поля и видела, как летчики забрались в самолет, как он взлетел и стал светлой точкой в небе, а там и вовсе скрылся.То, что затем произошло, ведомо лишь Настиному дяде Ивану Николаевичу.... — Они отлетались и уже шли на посадку, когда им в мотор попало иногороднее тело...— Инородное, — поправил я.— Ежели ты лучше моего сведом, как все было, так и рассказывай, а я послушаю. Или молчи и не перебивай. Какое еще инородное тело? Летающая тарелочка, что ли? Так это научно не доказанный факт. Может, никаких летающих тарелочек и в заводе нету.

Журнале заседаний Главного комитета нет, но в приложении к нему имеется очень подробная секретарская запись, в конце которой стоит подпись кн. Гагарина, что свидетельствует о подтверждении правильности изложенного. В данной работе я хотела бы остановиться на содержании этой записи по возможности подробно, сохранив ее структуру в том виде, в каком подписал ее П.П. Гагарин. «Особое мнение» состоит из 4 частей. В первой части излагаются условия, необходимые для успешного проведения реформы. Во второй утверждается, что эти условия не обеспечены проектом «Положений» редакционных комиссий; в третьей части предлагается 20 законоположений для осуществле[155]ния этих условий; и в четвертой части показано, как эти предложения, в случае их принятия, обеспечат выполнение поставленных задач. Гагарин счел необходимым подчеркнуть, «что при разрешении крестьянского вопроса весьма желательно, как можно менее изменять существующие законы, не имеющие связи с крепостным правом, и сила коих распространяется на все сословия, потому что цель реформы в том и состоит, чтобы привести освобождаемых крестьян именно в то гражданское положение, каким все свободные сословия пользуются на основании законов»[4]. Вся записка посвящена одному вопросу – размеру крестьянского надела, который Гагарин считал ключевым и понимал к каким нежелательным последствиям может привести его несправедливое решение: «... в такие минуты, какие переживает теперь Россия, – пишет Гагарин, – опасно порождать неудовольствия, плодить жалобы, возбуждать столкновения, а вместе с тем ослаблять силу закона и колебать доверие к власти»[5]. Гагарин перечисляет шесть условий, соблюдение которых и позволит провести реформу успешно. На первое место он ставит обязательное улучшение быта крестьян. Причем улучшение это должно быть значительным и наступить немедленно по двум причинам: во-первых, потому что оно было обещано и его ждут, и, во-вторых, с уничтожением крепостной зависимости на крестьян возлагаются новые обязанности, о которых они раньше не имели представления: круговая порука во всех платежах и повинностях, содержание «нового правления» (т.е. расходы на органы крестьянского самоуправления) и все заботы «о себе в несчастных случаях», в которых ранее обязаны были помогать им помещики (т.е. весь комплекс попечительства). Вторым условием является устройство быта крестьян. Под этим Гагарин понимает: 1) правильное наделение крестьян землей; 2) соразмерное с возможностями крестьян определение податей я повинностей; 3) создание таких законов, которые гарантировали бы гражданскую самостоятельность и [156] человеческое достоинство и «побуждали к поддержанию первой и возвышению второго»[6]. Третьим условием ставилась необходимость ограждения интересов помещиков, с тем чтобы они могли вынести трудный переход к новому быту и роду хозяйства. Здесь отмечаются: определение наибольшего размера пожертвований в пользу крестьян, мера вознаграждения за отходящую от помещика собственность, способы получения этого вознаграждения и сохранность оставшегося. И, наконец, последние три условия это: обеспечение исправного поступления податей и повинностей в государственную казну; обеспечение народного продовольствия и поддержание хлебной торговли с иностранными государствами; поддержание общественного порядка. Изложив «условия», Гагарин отмечает, что это простое повторение вмененных Главному комитету по крестьянскому делу и обязательных к соблюдению при составлении