Порно печора

Горы, будто совсем не приближаются. Луна сейчас слева, чуть сзади. В её холодном свете взору открывается величественная картина.На освещенной стороне горные склоны голубовато-серые. В распадках и ущельях мрачная темнота. Внизу чернеют леса. В горах ни огонька. Да и кто там может быть, в эту предновогоднюю ночь и такой холод. В голову лезут дурацкие мысли: « Не дай Бог, над горами что-нибудь случится с движками. Садиться здесь негде!». Внутренний голос успокаивающе бубнит: « Крутите баранку, любезный, и не надо вам всех этих неприятностев!». Мы точно над горами. Под нами гора Неройка. Ещё та красавица-1846 метров. Слева, километрах в 30 – гора Ларцемпея. Эта поменьше- всего 1360 м. Справа, на траверзе, удаление примерно 60 км, стоит, как зубчатая стена, красавица-гора Манарага – 1862 м, а почти рядом с ней, километрах в 12- гора Народная (1895 м). Днём, в хорошую погоду, с такой высоты мы бы их увидели. Но сейчас они в темноте только угадываются. Я знаю точно, они там, на своём месте. Стоят, караулят. От Неройки до дома осталось 130 км. Мы уже работаем с Печорскими диспетчерами, приятно слышать в эфире знакомые голоса. Сейчас выйдем из зоны гор и запросим снижение. Перед нами ещё осталась гора Сабля. Она напоминает острый клык, торчящий из земной тверди. Этот клык почти полтора километра высотой, а точнее 1497 м. Вот мимо неё проедем и, тогда, штурман доложит: « Вышли из зоны гор, 21027, разрешите снижение!». С такой высоты уже видна петляющая красавица-река Печора. Она приближается к нам с левого борта. Всё, до аэродрома Печора осталось 80 км. Можно снижаться. Я уже вижу огни города. С такой верхотуры видно далеко-далеко. -« Печора, я 21027, из зоны гор вышли, разрешите снижение до 1200 м?!». В усталом голосе штурмана слышится скрытое удовлетворение. Он у нас молодец. Провёл по трассе, как по ниточке, путевую скорость считает, как компьютер, выходим в нужную точку в точно рассчитанное время.-« 21027, снижайтесь, 1200 доложите!».Перевожу машину на снижение. Движки облегчённо заурчали, лопасти несущего винта тоже радостно захлопали. А как же, они родимые так долго тянули нашу «ласточку» издалека к родимой базе. На снижении, в ушах начинает слегка давить, как это обычно бывает при потере высоты. Огни города становятся всё ярче, их всё больше. Уже видна труба Печорской ГРЭС. Её яркие красные огни чётко видны в темноте морозной ночи. Полоса дыма над трубой показывает, что ветерок на высоте 270 метров тянет с севера. Мы подходим к рубежу 30 км, начинаем работать с диспетчером круга. В наушниках бодрый голос штурмана, будто и не было за спиной этих длинных вёрст: «Печора-круг, 21027, добрый вечер, высота 1200, заход визуальный, метеоканал прослушал!». Печора бодренько отвечает: « …027, добрый вечер, эшелон перехода 1200, занимайте 500 метров по давлению 758, вход к третьему, правым, посадочный 340». Второй пилот, штурман и я выставляем

Там же, на метеостанции, попутно поинтересовался, на какой высоте находится верхняя кромка облачности. Получается, что она где-то на высоте более полутора тысяч метров. Значит надо проситься наверх.-« Сургут-контроль, я 21027, на своём эшелоне мы леденеем, разрешите занять 1800 метров?». Земля некоторое время молчит. Видимо смотрит на свой обзорный локатор, нет ли кого на встречном эшелоне 1500 метров, прикидывает, не помешаю ли я кому-нибудь при наборе высоты, или, наоборот, не помешает ли кто мне. Наконец в наушниках раздается: « 21027, набор высоты разрешаю, 1800- доложите!». Поехали потихоньку вверх. Надо выбираться из обледенения, табло горит постоянно, на стеклоочистителях льда уже порядочно. На скорости 180-190 км в час вертолёт натужно ревя двигателями, упрямо карабкается на высоту. На таком режиме движки прожорливо жрут керосин. Расход 2300 кг в час. Мне кажется, что за нами стелется дым, как от паровоза, слава богу, искры из выхлопных труб не летят. На высоте 1680 метров вышли из облаков. Верхняя кромка облачности напоминает унылую заснеженную тундру, залитую призрачным лунным светом. Ночное светило висит в холодном звёздном небе, слева впереди по курсу. Кажется, огромная надменная Луна лениво рассматривает нас и удивляется: « А что это там, за крошечная, коптящая и жужжащая букашка выскочила из одеяла облаков и, мигая красными огоньками, упрямо ползёт по небосклону?». Так, мы забрались на эшелон 1800 метров, доложили диспетчеру, обледенение прекратилось, табло погасло. Постепенно разогнались до скорости 210-220 км в час. Расход стал поменьше- 2200 кг в час, это приемлемо. Ветер на этой высоте в левый борт, чуть сзади. От Хантов (Ханты-Мансийска) повернём на северо-запад, ветер станет ещё более попутным, значит путевая скорость ещё больше увеличится. Это хорошо. Нам сейчас нужна приличная путевая скорость. Впереди ещё долгий путь. До Хантов осталось ещё 50 км, далее до Игрима- 350, потом до Саранпауля – 210, и, наконец, до Печоры – ещё 210. Именно так проходит наша воздушная трасса: Сургут-Ханты-Мансийск-Игрим-Саранпауль-Печора. Лететь нам приблизительно ещё часа четыре. Слава богу, идём выше облаков, обледенения нет, расход топлива в норме, путевая скорость приличная, надеюсь, потом ещё увеличится. Теперь можно и передохнуть. Передал управление второму пилоту, по удобнее откинулся в кресле. Обстановка на борту обычная, рабочая. Штурман ведёт борт точно по трассе, что и подтверждает «земля»: « 21027, на трассе, удаление такое-то, работайте по направлению, счастливого полёта!». Бортрадист приник к радиостанции, работает по второму каналу, зовёт далёкую Печору. Я слышу в наушниках, как пробивается в эфир его голос: « Печора-радио, Печора-радио, я 21027…». Успокаивающий доклад бортмеханика: « Осмотр грузовой кабины закончен, все системы герметичны, расход топлива 2200, остаток столько-то…». Мы упрямо идём на запад, вертолёт прёт, поглощая ледяные километры в холодном ночном небе. Облачность внезапно обрывается. Только-что, прямо под вертолётом бежали холмы и овраги небесной тундры, и бац- открывается во всей красе земная твердь. Впереди огни Ханты-Мансийска, под нами заснеженная могучая красавица Обь,

Не связывались. После этого за Нагиевым закрепилась кличка Бешеный. Тем не менее, несмотря на свою грозную репутацию, с тюремщиками Анатолий вел себя очень корректно и вежливо.Коротая дни на зоне, Нагиев часто слушал по радио песни Аллы Пугачевой: в то время певица только набирала популярность. И со временем у Бешеного созрел план любой ценой добиться благосклонности артистки, а если не выйдет — взять ее силой. Между тем в 1979 году за примерное поведение Нагиева перевели в колонию-поселение поселка Чикшино, где осужденный трудился на лесозаготовках.В 46 километрах от колонии располагался город Печора, куда заключенных в свободное от работы время иногда отпускали погулять: правила колонии-поселения разрешали это. В Печору Нагиев добирался на поездах. 30 января 1979 года на привокзальной площади города он заметил молодую девушку, чем-то напомнившую ему Аллу Пугачеву. Они разговорились и вскоре Бешеный оказался дома у новой знакомой. По одной версии, девушка пригласила его сама. По другой — он напросился в гости, пообещав помочь с поисками пропавшего сына.Но планы Нагиева были совсем иными: он схватил нож и нанес хозяйке жилища более 30 ранений. Убедившись, что девушка перестала дышать, Бешеный надругался над телом и сбежал. Первые дни маньяк вздрагивал от каждого шороха, ожидая, что за ним придут оперативники, но потом понял: в преступлении его никто даже не заподозрил.Тело первой жертвы маньяка НагиеваФото: из материалов следствияОпасный попутчикСо своей следующей жертвой Бешеный познакомился в мае 1979 года в поезде «Ухта — Печора», куда пробрался без билета на станции Чикшино, дав проводнику взятку. Попутчицей Нагиева оказалась бухгалтер строительно-монтажного управления города Сосногорск, откомандированная в Печору. Девушка тоже показалась Нагиеву похожей на любимую певицу Пугачеву — и он сходу предложил ей в оставшиеся до пункта назначения полчаса заняться сексом. Но в ответ Бешеный услышал лишь отказ и обидные слова.Тогда маньяк рассвирепел и дважды ударил девушку ножом, а потом задушил ее шелковым платком. Изнасиловав уже мертвую жертву, Нагиев снял с нее золотые украшения — кольца и серьги, засунул тело в багажный отсек нижней полки и сбежал в соседний вагон. До Печоры он доехал без проблем — тело погибшей нашли лишь через пару часов после прибытия поезда, во время уборки вагона.Проводник сразу догадался, что к делу причастен тот самый «заяц», которого он пустил в поезд. Но со стражами порядка своими догадками он делиться не стал, испугавшись ответственности. Между тем на теле погибшей оперативники нашли следы спермы, которые позволили сделать вывод — за нападениями в Печоре и в поезде стоит один и тот же человек. Но дальше дело не пошло

Полосой начинается небо? В сантиметре от бетонки, в метре или в десяти? Тысячи раз я поднимался в небо, и каждый раз предвкушение чуда не оставляет меня. Всего несколько точных движений, небольшое усилие руки и ты – в небе.Запросили контрольное висение. Зависли, всё в норме, запаса мощи достаточно. Машина чутко отзывается на малейшее движение ручкой, «шагом». - Печора – старт, 21896 к взлёту готов!-896, взлёт разрешаю.Поставил вертолёт на бетонку, чуть подсбросил «шажок», ручку плавно от себя – и побежали. Вертолёт устойчиво набирает скорость, ещё чуть-чуть уменьшим шаг, оборотики чуть выросли, машина прошла режим трясучки, ещё чуть-чуть прижмём ручку. Штурман монотонно читает скорость: «Скорость сорок, пятьдесят, шестьдесят…». Теперь чуть ручку на себя, берём плавно шаг, придержим нос педалью (чтобы сохранить при отрыве курс взлёта). Вертолёт величаво, не меняя тангажа, уходит от бетонки, набирая скорость и высоту. Бетонка замедляет свой бег, кажется, будто приостанавливается, и вся ширь горизонта и небес распахивается перед глазами. Мощный зверь, звеня турбинами и рокоча лопастями, послушно ложится на курс.Доложили земле о взлёте и повернули в нужном направлении. Видны заречные дали, ажурные конструкции железнодорожного моста через реку Печору.Набрали высоту, скорость и поехали по маршруту на Хабариху-40. Передал управление второму пилоту – Вите Мельнику. Он старательно крутит баранку, а я поудобнее сев в кресле и откинув подлокотники, кручу головой по сторонам. Люблю эти минуты, как-бы безделья. На борту порядок, погода хорошая, видно на десятки километров вокруг, почти не болтает. Весь экипаж занят своими делами. Штурман - самолётовождением, второй пилот – пилотированием, механик – контролирует работу систем, бортрадист – связью. Один командир – как зритель на театральном балконе.Красота вокруг. Тайга внизу зелёная, озерца сверкают, как зеркала, на синем небе беленькие облачка. В тайге видны просеки, проплешины болот, в стороне проходят буровые вышки.Вот в такой обстановке проходит примерно час. Витя Мельник всё также ведёт вертолёт. Штурман, глядя то на карту то на землю подправляет курс, давая команды второму пилоту.Вертолёт всё дальше и дальше уходит от Печоры. Вскоре перешли на связь с другим диспетчером (это называется – «работать по направлению»)Впереди показалась река Печора. Пока мы ехали по прямой, она, голубушка, в своём извечном русле, прошла мимо Соколово, Усть-Лыжи, Усть-Усы, и повернула на запад мимо Щельябожа, Захарвани, Денисовки, Мутного Материка. И вот, северная красавица река прямо перед нами.С высоты 450 метров хорошо видны Печорские берега, леса за рекой до самого горизонта. По реке буксир тащит баржу, у берега приткнулись лодки. В рыжеватой воде Печоры хорошо просматриваются светлые отмели.Река осталась за спиной. Под нами опять пошла сплошная тайга с редкими проплешинами болот. Ехать до буровой осталось около получаса. Солнышко с левого борта ласково пригревает. От монотонного гула двигателей и стрёкота лопастей клонит в лёгкую дрёму. Так недолго и заснуть…Дикий грохот и рёв внезапно сметает сонную одурь. Одним движением подлокотники назад, схватил «шаг» и «ручку», ноги

Не знает ни кто. Он сидит за моей спиной, у него своя приборная доска, по которой он контролирует работу двигателей, редукторов и всех систем. Я знаю, Виктор Григорьевич не упустит ничего. Не суетливый, доклады спокойные, взвешенные (нечего зря пугать командира всякой ерундой). В командировках мы с Витей всегда жили в одной комнате, если комнаты двухместные. Он и в комнате, так же, как на вертолёте. Всё разложит по полочкам, всё расставит. Руки у человека золотые. А главное достоинство – не храпит! Спит тихо, как младенец. Вы не смейтесь! Хорошо выспаться перед полётом – святое дело. Витя среднего роста, плотный, лысоватый, лицо круглое, глаза с хитринкой. Если отпустит бородку, становится похож на тихого сельского священника. Я посмеиваюсь: «Витя, тебе бы рясу и крест, - вылитый поп!». Бортрадист- Виктор Васильевич Таранченко. Худощавый, среднего роста. Скуластое лицо, внимательный взгляд. И тоже золотые руки. Нет такой схемы телевизора, радиоприёмника, в которой бы Витя не разобрался. Для меня все эти схемы – китайская грамота, а Виктор Васильевич в них разбирается на раз! Когда он сидит позади второго пилота за радиостанцией – он бортрадист. Вся дальняя связь на нём. Сквозь помехи в эфире в моих наушниках слышится его глуховатый голос: « Печора – радио, Печора – радио, я 21896, прошу прогноз по площадям…». Или: « Заходим на точки, вылет во столько-то…». Я знаю, Витя постарается, сделает всё, что возможно, докричится хоть до того света, но я буду знать прогнозы погоды на аэродромах, а на земле будут знать, где болтается за три девять земель этот «свинтопруль». Если работаем с подвесками, Виктор Васильевич превращается в бортоператора. Всегда проверит лебёдку, стропа, карабины «паука». Еще когда я летал вторым пилотом в одном с ним экипаже, мы вдвоём выскакивали на площадках, контролировали увязку груза или помогали вязать. С тех пор так наловчились вязать и таскать всякие предметы тяжелее воздуха, что, кажется, и самого чёрта увезём на подвеске. Экипаж посмеивается: « Ты, командир, с бортоператором на что ни посмотрите, у Вас прямо в глазах написано, а где у этого груза центр тяжести? И как-бы его так привязать, чтобы можно было взлететь, и он хорошо вёл себя в воздухе!». Никуда не денешься – профессиональная привычка. За всё время полётов у меня сменилось четыре штурмана. Как мы расстались с моим первым штурманом Славой, я уже говорил. Не хочу к этому возвращаться. Следующим штурманом был Иван Иванович Винник. Худощавый, среднего роста, щегольские усики, лёгкая седина на висках. В тёмных лукавых глазах всегда скрывается лёгкая смешинка. Штурман от бога. Кудесник и мастер своего дела. Вообще-то я считаю, что командир вертолёта в навигации должен соображать не хуже штурмана. Всегда поглядывать на землю, считать в уме, и, как говориться, лететь вместе со штурманом впереди вертолёта. Но, с Иваном Ивановичем, честно говоря, я иногда расслаблялся. Когда Иван ведёт тебя по

Давление аэродрома на своих высотомерах, сверяем их. Читается карта контрольных проверок перед посадкой, мы продолжаем снижение, выходя в район третьего разворота. На курсовых приборах выставлены задатчики посадочного курса. Мы уже чётко видим огни посадочной полосы.Диспетчер круга передаёт нас диспетчеру посадки. Довернули точно в створ полосы.-« Печора-посадка, 21027, на прямой, снижаюсь, к посадке готов!».-« 027-й, посадку разрешаю!».Мы катимся с невидимой горки по ниточке глиссады. В кабине дзинькают маркеры дальнего привода, я уже выпустил посадочные фары и отрегулировал направление их света. Под нами расстилается заснеженное русло реки Печора. Приближается её правый берег. Штурман начинает отсчёт: -« Скорость 150, высота 70;-скорость 120, высота 60;-скорость 100, высота 40;-скорость 70, высота 20;-скорость 60, высота 10».Под нами мелькают зелёные огни порога ВПП. Чуть-чуть поддержим вертолёт «шаг-газом». Мягкое касание, и наша «ласточка» побежала по полосе, замедляя бег. В наушниках голос: « Посадка в сорок минут». Взгляд на часы. А мы молодцы! Доехали от Сургута до Печоры за 4 часа и 45 минут. Развернул вертолёт на полосе на 180 градусов, и мы поползли к себе, на пятую рулёжную дорожку, и потом на стоянку.Наконец-то, слава тебе Господи! Доехали. Скрипят тормоза, и вертолёт, почти уткнувшись носом во встречающего техника, устало замирает на месте. Охладили, выключили двигатели, остановили винт, стравили давление в гидросистемах, на магнитофон пробубнили послеполётный разбор. В тусклом свете кабинной лампочки, внимательно смотрю на свой экипаж. -« Мужики, а чем это пахнет вокруг?». Они недоуменно принюхиваются. -« Балбесы, а вокруг пахнет Новым Годом! До него осталось 27 часов!».А это целая вечность времени. Главное, мы уже дома.«ЧЕМ ПАХНЕТ РОМАНТИКА»За долгие годы полётов разную работу приходилось выполнять. Но одну «работёнку» я буду помнить всю жизнь. Собственно, работа обычная для вертолётчика, - перевозить груз. Ничего особенного, взлёты и посадки. Но вот сам характер груза, это что-то… Груз этот – коровы. Чья-то, экономически просветлённая голова решила, что возить одних, худых, коров на откорм, а других, -откормленных, возвращать обратно на молочную ферму, лучше всего вертолётом. А поскольку наш любимый МИ-6 злые шутники называют «летающим сараем», было решено превратить его ещё и в «летающий загон». Между передними и задними дверями вертолёта добрых восемь метров, а ширина кабины два с половиной метра, то и загон получился приличный. У передних дверей ставили неподвижную загородку, на пол бросали солому, а задняя загородка при погрузке и выгрузке могла открываться. В общем, получился приличный загончик. Теперь глянем на карту славной Республики Коми. На левом берегу красавицы Печоры, почти у самой границы с Ненецким автономным округом (столица г. Нарьян-Мар), стоит село Леждуг. Юго-западнее его, километрах в десяти, на берегу маленькой речушки, притулилась деревня Харьяха. Это крайняя, западная точка нашего героического маршрута. А на северо-востоке республики, примерно на половине пути между шахтёрским городом Интой и «всесоюзной кочегаркой» Воркутой, почти у самой железной дороги, той самой, по которой: « …мчит поезд курьерский Воркута-Ленинград»,